Александр Смольяков • «Общая газета», №40 (322) от 7-13 октября 1999 г. • 07.10.1999

Гамлет из древнего Рима

Главная / Пресса / Сезон 23

Валерий Белякович рискнул снова обратиться к пьесе, которую он уже ставил. Впрочем, о сравнениях вряд ли может идти речь. «Калигула-99» - это очень сегодняшний спектакль, где сенаторы ходят в современных деловых костюмах, придворный палач Геликон (Е. Сергеев) надевает жилет с металлическими заклепками, а юный поэт Сципион похож на вернувшегося из заграничного колледжа сына нового русского. Но «Калигула» - это и вневременной спектакль, ибо Камю писал свою пьесу о чем угодно, только не о Древнем Риме. Действие происходит в смутное время, в этом сходятся почти все известные сценические версии.

Калигула-99 молод и обаятелен. Актер Олег Леушин в этой роли эмоционален и ироничен, холоден и неожиданно искренен. Вряд ли это Калигула-интеллектуал, напротив, он стремится доказать абсурдность интеллектуальных построений применительно к реальной жизни. Нарастание кризиса интеллектуализма – примерно так можно определить сверхсюжет спектакля. Чувственное восприятие мира явно предпочтительнее. Хотя и не менее трагично. Цезония (О. Иванова), единственная женщина на сцене, задает эту тему ярко и сочно. Она действительно любит Калигулу и именно поэтому принимает творимые им безумства.

Спектакль не избежал элементов политической сатиры, ставших уже традиционными для постановок «Калигулы», но в какой-то момент Белякович заставляет зрителя сочувствовать императору-тирану. Калигула – индивидуальность, в то время как трусливые сенаторы, наконец-то решающиеся на убийство диктатора, остаются серой бездарной толпой. Актер почти оправдывает своего героя, ужаснувшегося перед безысходностью и бессмысленностью человеческого бытия. Его Калигула подобен Гамлету, которому вместо вопроса «быть или не быть?» сразу навязали ответ «не быть». И завертелась страшная карусель театрализованных ужасов. Кожаные джинсы, едва не спадающие с бедер, сменяются бутафорской грудью Венеры, вдруг возникает строгий сюртук… Калигула меняет костюмы с логикой безумца, противопоставляя униженной серьезности сенаторов театральную певучесть интонаций.

Но сюжет летит к финалу, и вот Калигула остается наедине с темными колоннами дворца и синими лучами света, пересекающими по диагонали пространство. Синий – цвет вечности. А вечность недостижима для него. Погибли два человека, которые, несмотря ни на что, любили его. Логично, что очередь за ним.
Непоколебимое спокойствие синего цвета нарушается красными всполохами. Все кончено. Тишина.

Александр Смольяков • «Общая газета», №40 (322) от 7-13 октября 1999 г. • 07.10.1999