Джон Фридман • газета "The Moscow Times", № 2527, от 20-22 сентября , 2002 • 09.2002

Новая пьеса. Толстой - 2

Главная / Пресса / Сезон 26

"Анна Каренина-2" Олега Шишкина, которой открылся на прошлой неделе Театр на Юго-Западе, - пьеса, которая возбуждает, вызывает раздражение и соблазняет. Я нахожу ее банальной, и в то же время в ней много проницательной интуиции. Эта пьеса - странный зверь, который мгновенно меняет окраску. Это театральный бурлеск, шоу комических ужасов, который претендует стать серьезной драмой.

Более того, "Анна Каренина - 2" - одна из тех пьес, в которой каждый участник действия должен быть предельно точным. Актеры должны погружаться в мир гротеска, работать в этом жанре, при этом не теряя серьезности. Режиссер должен выделить основную тему пьесы, при этом не ударяясь в трагизм. Пьеса постоянно балансирует на грани жестокой пародии на самое себя.

Главный объект пародии, конечно, роман Льва Толстого. Меня проняла дрожь, глядя на то, что Шишкин сделал с романом Льва Николаевича. Я всегда думал, что великий писатель был жестоко несправедлив по отношению к свое героине, которую он бросил под колеса поезда, потворствуя скорее своему желанию, нежели ее. Шишкин восстановил справедливость: он написал пьесу о том, что случилось с персонажами Толстого, если Анна выживает после несчастного случая, хотя и теряет при этом руку, ногу и глаз.

Шишкин берет реванш, ужасно отмстив другим персонажам романа: любовник Анны, Вронский, полностью парализован в следствие контузии, полученной на Балканской войне, а моралист Левин, принуждающий Анну к интимной близости, погибает задавленный телеграфным столбом. Все это должно вызвать хохот аудитории, если это срабатывает. Зрители должны понять шутку и принять ее. Они должны объединится в духе глобального гротеска и быть готовым к еще большему в любую минуту.


Спектакль Валерия Беляковича не всегда этого добивается. Грубые шутки на тему искалеченных человеческих тел часто выглядят плоскими, а иногда и оскорбительными. В то же время Белякович создал ряд сцен, большинство из них ближе к концу спектакля, - от которых внезапно продирает мороз по коже от некоей безысходности и которые заставляют зрителя задуматься о непорочности человеческой жизни и силе человеческих страстей. Группа актеров, пересекающих пустую сцену на инвалидных колясках, например, предполагает, что инвалиды всех типов чаще встречаются в мире, чем мы привыкли думать.

Основной постулат Шишкина в том, что современная технология забрала больше, чем отдала нам. Поезда, переезжающие людей, также как и железнодорожные ветки, пересекающие и уродующие природный ландшафт, - мерзки и отвратительны. И однако, человеческий фактор в данном случае, страсть подобная той, что испытывает Анна, способна подняться над этой проблемой.

Одна из наиболее трогательных сцен в интерпретации Беляковича с участие Вронского, которому в пьесе Шишкина отведена незначительная роль. Улыбающегося, неподвижного  Вронского (Евгений Сергеев) выкатывают в инвалидном кресле для того, чтобы встретиться с Анной (Тамара Кудряшова).  Ни слова не сказано, только печальный мотив народной песни прорезает тишину. Каждый присутствующий в зале воспринимает это как реквием по погибшему или раненному солдату на любой войне, прошлой или настоящей. Публика взорвалась аплодисментами после этой сцены на том самом спектакле, на котором я присутствовал.

Но как человек, который следит за творчеством этого театра в течение 14-ти лет, я часто оказываюсь в замкнутом круге, говоря о постановках Беляковича одно и то же. Возможно, мой словарный запас несколько ограничен, но Белякович, несомненно, развил узкий, хотя и  ясный, отчетливый, определенный стиль, от которого никогда не отступает. Он редко требует нюансов от своих актеров. Он почти неизменно заставляет их двигаться по сцене полугеометрическими линиями на большой скорости, говорить форсированными голосами и применять технику преувеличения и оперного наигрыша для их характеристики. Порой, в "Анне Карениной-2" возникают моменты, когда преувеличения пьесы бледнеют перед гротеском исполнителей.

Однако, существуют некоторые моменты, которые, в конечном счете, оправдывают для меня этот спектакль. Например в сцене, где ханжа Каренин - лицемерный муж Анны - думает, что он стал писателем. Алексей Ванин, обычно создающий образ гиперболизированно ликующего вампа, внезапно проводит  захватывающую сцену (опять же до мурашек по коже), - тихо обсуждая с Анной число ежегодно погибающих на железной дороге.

Неожиданные жемчужины, вроде этой, удерживают спектакль от провала и дают ему целостность, которую нельзя отрицать.

Джон Фридман • газета "The Moscow Times", № 2527, от 20-22 сентября , 2002 • 09.2002