Заслуженный артист России Вячеслав ГРИШЕЧКИН – часть знаменитого «мужского созвездия» Театра на Юго-Западе. В этом созвездии (рядом с Авиловым, Афанасьевым, братьями Беляковичами, Ваниным, Наумовым, Коппаловым) он – ярчайшая планета. Играющий почти весь здешний репертуар, этот актер кажется продолжением (а иногда двойником) самого худрука – Валерия Беляковича – в своей немыслимой мобильности и вулканической энергетике. Гришечкин – это пороховая бочка, и более ни с чем этот темперамент не сравнить. Его яркий блеск ослепил многих. Он очень, очень популярен. Но никто до сих пор так и не вывел диагноз его амплуа – гротеск, трагифарс, буффонада или что-то еще? Знаем одно: он лицедействует, расплескивая свой огонь и кураж – и ваша жизнь преображается.
Идя на встречу с ним, я ожидала увидеть перед собой отвязного авантюрного типа – но он удивил меня завершенной правильностью суждений, в свои неполные 40 лет оказавшись зрелым и мудрым, даже философичным.
Слава, я, как и многие, представляю ваш ежевечерний выход из театра после спектакля только так: в окружении толпы поклонниц, под крики и фейерверк цветов… и девушки в обмороке, а вы идете меж их бездыханных тел… Каково самочувствие звезды?
О, ваша легенда ошибочна, очень ошибочна.
Почему???
Потому что никаких фанаток и фанатов, которые роятся перед театром – нету. Да и они не так многочисленны, как вы себе представляете. Другое дело – если я оказываюсь в метро или на каких-то вечерах и концертах – то да, узнают, подходят. А вот смешно было однажды в ночном клубе, где я оказался на одном концерте. Стоят два парня позади меня, и один говорит: «Он!» Другой: «Да нет, не он!» – «Да он, точно он! Извините, а можно у вас автограф взять?» Я говорю: «Пожалуйста, а что написать?» – «Напишите нам – моя мама вас так любит – «вашему городку от нашего городка»… Короче, меня перепутали со Стояновым.
Ничего себе, слава!
Ощущаю ли я себя звездой?.. У меня к этому понятию вообще строгое отношение. Ведь я воспитывался в театре с малых лет и очень хорошо знаю, что такое звездная болезнь, о которой мне говорили и Белякович, и знаменитые мастера в ГИТИСе, где я учился… Это опасное заболевание. Его надо стараться избегать. И, честно говоря, я его в себе не чувствую. Ну, не чувствую. Да, когда к нам в кассу приходят люди и спрашивают: «В каких спектаклях играет Гришечкин?» – это безусловно приятно. Знаю, что идут на наш последний хит «Самоубийцу» потому, что я там в главной роли. Да, впрочем, и не только из-за меня: ведь там прекрасно играет целый коллектив!
Ах, какой вы правильный, Слава! Что же, двинемся дальше. Театру на Юго-Западе исполняется 25 лет. Сколько лет из них вы здесь?
27. Потому что с Беляковичем я познакомился в 13 лет, 2 года учился у него в Театре юных москвичей при Дворце пионеров на Ленинских горах, а потом уже объединились две студии – Востряковская и Театра юных москвичей – в нынешний театр. Так что получается ровно 27.
Я вас считаю чемпионом репертуара Юго-Запада. Но не точно знаю, сколько ролей вы сыграли на этой сцене…
Нет, и я сразу, навскидку, не скажу.
Читатели и поклонники обожают цифры!
Я занят в большей части репертуара. Это около двадцати ролей. В месяц играю от 15 до 22 спектаклей.
А опыт работы на других сценах у вас был?
До Театра на Юго-Западе – нет, а уже параллельно с ним кое-что было, например антрепризный спектакль Андрея Житинкина «Квартет для Лауры», который я играл вместе с Любовью Полищук.
То есть, по большому счету, вы знаете только одну театральную сцену и одну режиссерскую руку – Беляковича.
Нет, это неверно, потому что, кроме Беляковича, я учился еще у таких режиссеров, как И. Туманов, А. Эфрос, С. Юрский – в ГИТИСе.
Вы, наверное, знаете, что многие считают вас признанным комиком в чистейшем выражении? А сами себя вы к какому амплуа причисляете?
Я думаю, для современного актера понятия амплуа не существует. Он должен быть очень гибким и подвижным. Должен одинаково легко играть и комедию, и трагедию, и что угодно. Вот я – мечтаю о чистой трагедии, мечтаю! Но такой роли у меня нет. Например, мой Тарелкин в трилогии Сухово-Кобылина – это трагикомическая фигура. А последняя работа – Подсекальников в эрдмановском «Самоубийце», этот русский Гамлет – тоже не мог быть решен в чисто трагедийном направлении, поскольку в нем сочетаются и комедийное, и трагическое.
А по натуре вы оптимист или пессимист?
Я законченный оптимист. И у меня никогда не возникает проблемы, с каким настроением мне проснуться.
То есть ощущение вас зрителем как абсолютно жизнелюбивой личности адекватно истине?
И к тому же я холерик!
И это мы тоже прекрасно знаем. На сцене вы всегда смешны безумно! Вы смешите зрителей до истерики. А вот секрет «как быть смешным»?
Нет такого секрета. Может быть, прозвучит громко, но я считаю, что с таким даром надо родиться. Этому нельзя научить. Можно научить человека, допустим, культуре и этике, в том числе правильно держать вилку за столом. Но научить быть смешным – нет, невозможно. Белякович, например, говорит обо мне так: «Импровизировать в этом театре разрешено только одному человеку – Гришечкину. Потому что у него есть вкус. А ты, товарищ Пупкин, не делай этого никогда: тебе это не идет, ты не можешь этого делать». Когда он еще в период преподавания в Театре юных москвичей спрашивал: «Кто может сделать этот этюд?» – среди учеников поднималась только одна рука, моя. И она поднималась всегда, потому что я всегда был готов идти и что-то фантазировать, и у меня всегда получалось смешно.
А знаете, в чем еще ваш «фирменный» шарм? В вашей ледяной усмешке над любыми обстоятельствами, в которые вы попадаете на сцене. Вы никогда не оказываетесь наравне с ними или погребенным ими. Вам всегда удается над ними парить. Да, есть в вас этакая победоносность шествия по жизни.
Еще в институте Иосиф Туманов учил нас «всегда быть над ролью». Не надо оказываться «Гамлетом до конца». Вот с Ермоловой была страшная история: ее должны были отравить на сцене, и она так вошла в образ, что пришлось вызывать врачей, чтобы ее потом откачали. Нет, вот этого нам не надо. Современный театр – он не такой. Он всегда самоироничен и как правило «над ролью». Играя Воланда, я никогда не бываю «окончательно Воландом» и не воображаю себе, что я – тот самый, с копытом и хвостом, потому что ведь это уже полный бред!
Ну, а в жизни вы тоже «над ситуацией» и тоже непобедимы?
Только так. Вот, например, вчера я хоронил своего тестя (замечательный был человек). Я стоял у гроба и, конечно же, и переживал, и плакал – но одновременно понимал, что я не в силах изменить случившееся. И когда я бывал на поминках моих друзей, то всегда пытался окружающих как-то расшевелить, чтобы не было воя и плача, и я позволял себе даже рассказывать анекдоты, чем очень расслаблял публику. Я ненавижу причитания. Человек ушел в другой мир, где ему будет лучше, – только если здесь, на земле, не будут долго плакать по нему, а отпустят его с легкостью. Так говорит и церковь.
Слава, вы – истинный актер Беляковича и абсолютное воплощение его энергетики и стихии. Вам нравится сам процесс репетиций с ним?
Эфрос когда-то написал книгу: «Репетиция – любовь моя». А я скажу так: репетиция с Беляковичем – это моя любовь. Другое дело, что он очень сложный режиссер, и не всякий актер, пришедший в наш театр, может удержаться здесь. Например, иная система режиссуры, где имеется застольный период (который у нас отсутствует) – нам чужда. Беляковичу достаточно кивнуть головой или моргнуть глазом – и мы уже все поняли. А чужие актеры привыкли к дополнительному разжевыванию – и это уже не наш стиль.
Белякович хочет, чтобы его понимали с полуслова – и он прав!
Он – гениальный постановщик, но как педагог он лентяй, он себя не затрачивает на педагогику. А я, наоборот, тяготею к преподаванию, и уже, кстати, шестеро подготовленных мною ребят поступили в театральные институты. А сейчас еще я сам поставил собственный спектакль по пьесе Р. Белецкого «Молодые люди».
И как худрук оценил вашу постановку?
Ему понравилось. И он даже пошутил: «А почему на твоем спектакле больше смеются и хлопают, чем на моем?» Хотя я-то понимаю, что он ревнивец, как и любой режиссер.
И он ведь, по-моему, никого не пускает ставить на своей сцене?
Безусловно. И, как истинный мастер решения пространства и сценографии, он заявил мне: «Артисты работают у тебя замечательно, но декорации твои убоги». Так что он сделает еще кое-какие коррективы. А жанр этого опуса – анекдот, час сорок бесконечного смеха.
Ну всюду вам подавай смешное! Совершенно законченная личность.
А знаете три вещи, продлевающие жизнь? Смех, плач и молитва. Но я за то, чтобы плач в жизни происходил лишь от смеха.
Но вас-то представить плачущим сложно.
Хотите, сейчас заплачу?
Нет, не разрушайте моих иллюзий. Лучше расскажите мне про вашу обширную деятельность на ТВ, снискавшую вам такую мощную популярность.
Да, на ТВ я работал много. Это были и «Каракули» на канале «2х2», и ток-шоу «На первой полосе», и «Мое другое я» на ТВЦ, и «Оба-на» Угольникова, с которым я и сейчас работаю в программе «Добрый вечер» на СТС. Еще я «запустился» с двумя сериалами: «Воровка-2» Е. Грамматикова, где у меня роль чисто комедийная, и «Мужская работа-2» Т. Кеосаяна, а там моя роль чрезвычайно серьезная и страшная. Это человек, который сидел в тюрьме, наркоторговец – правда, роль архисложная.
Почему вас так любят на ТВ? Нравится ваша личность, имидж, фактура, характер?
Выразительные глаза.
И не только глаза, я думаю. Ваш корпус ничуть не менее выразителен.
А недавно мне позвонили с Мосфильма и спросили: «Как вы относитесь к рекламе?» Я говорю: «С удовольствием. Это нормальная работа для артиста. А что мы будем рекламировать?» – «Контрацептивы». – «До свидания. Спасибо большое. Я не буду рекламировать эти вещи, весьма нужные человечеству».
Какая разница, что рекламировать?
Я не буду также рекламировать средства от диореи и тому подобное.
И все же реклама – это творчество?
Смотря как к этому относиться.
А вы как?
Я отношусь ко всему как к творчеству. И к жизни тоже. И к приготовлению пищи, и к сексу – все это одинаково творчество.
Вы хорошо готовите?
Моей жене нравится. Вот у меня есть фирменное блюдо – «курица на банке», с особым секретом. Очень люблю китайскую и японскую кухню, которой мы отведали во время гастролей в Японии. Я даже купил там специальную такую штуку для приготовления мяса и овощей.
Да, а про кино-то на большом экране вы еще не рассказали?
Играл в фильме «Биндюжник и король», в «Королях российского сыска», в «Тайне дворцовых переворотов» – перечислять можно долго, потому что в кино тоже работ много.
И где вы чувствуете себя наиболее воплотившимся – в кино или на сцене? Где более ваша стихия?
Театру я отдал уже четверть века, и он мне тоже четверть века отдал: чего я только тут не сыграл – и Воланда, и Тарелкина, и Дракона, и Жевакина, и Хлестакова, и горьковского Барона, и Гарпагона – в общем, обширнейший репертуар. И театр я знаю досконально. Но вот кино я еще не накушался. И, наверное, в кино мне сейчас интереснее, поскольку этот пласт еще не распахан мною…
Можно сейчас прожить на одну театральную зарплату?
Нет. Конечно, есть разные театры: вот у Табакова, как он сам говорил, актеры получают по двенадцать тысяч в месяц – так на такие деньги действительно можно жить! А то, что получают артисты в нашем театре, – это лишь прожиточный минимум. Поэтому весь мой заработок – на стороне.
А что вообще для вас самое важное? Деньги? Слава? Ощущение собственной реализованности?
Вы знаете, когда актеры заявляют, что им деньги не нужны – я не верю этим людям. Это неправда, что художник должен быть голодным. Глупость, полная ерунда! Художнику надо быть обязательно упакованным по полной программе. Он не должен думать о хлебе насущном, а должен думать о творчестве, о работе, за которую ему платят хорошие деньги. Для того, чтобы он мог жить, помогая своей семье (а как правило, у художников не одна семья).
С деньгами ясно. А со славой?
Слава приходит тогда…
У вас-то ведь есть слава! Так что будем говорить об этом как о свершившемся факте.
…когда ты не думаешь о том, чтобы она пришла. Надо думать о работе. Надо работать. И все.
И с реализованностью у вас, по-моему, все в порядке.
Такой репертуар, какой я играю на Юго-Западе, многим моим однокурсникам и не снился.
Слава, вы нравитесь себе? Что вы думаете по утрам, разглядывая себя в зеркале?
Ну и рожа у тебя, Шарапов!
Неправда. Вы очень красивый мужчина.
О, я в курсе насчет своих недостатков, которые меня с детства преследуют. Дело в том, что у меня асимметричные глаза, к тому же несколько кривоват нос…
??? Ну, знаете, я смотрю на вас целый час и ничего такого не обнаружила! А кстати, какой гардероб вы предпочитаете?
«Фристайл» – свободный стиль.
А какие детали гардероба особенно любите?
Я носил серьгу в левом ухе одно время, и хвостик у меня был.
Да, ваш хвостик знаменит. Очень вам шло.
Меня все спрашивают: зачем ты остриг хвостик, зачем ты остриг хвостик? Но эти изыски не были придуманы мною. Дело в том, что я играл графа Альбафьориту в «Трактирщице» Гольдони, и Белякович говорит: «Слушай, хорошо, если б у тебя была серьга, такая большая, красивая». И когда я в Японии играл Меркуцио в «Ромео и Джульетте», она была тоже очень кстати для этой роли, как и мой хвост.
Какая у вас семья?
В первом браке у меня есть дочка Олечка, которой скоро будет тринадцать. Во втором браке у меня детей пока нет, жену зовут Анечка, она завтруппой и помощник режиссера в нашем театре.
Красивая?
Не то слово. Суперкрасивая.
А какая-то другая важная жизнь, кроме актерской, есть у вас?
Нет. Самое главное для меня – это театр. И мой дом, конечно.
Вы домовитый хозяин?
Я рак по гороскопу, а раки любят дом. И я к дому отношусь очень серьезно. У человека должна быть своя крепость, куда он может прийти после работы. И чтобы тебя там встречала жена, которая тебя любит, которую ты любишь, которая готовит тебе ужин, и которая посвящает себя семье, и которую я обожаю и боготворю. Так, как сказал Шварц в сказке «Дракон»: «Засыпая, ты будешь улыбаться, и просыпаясь, ты будешь улыбаться. Вот как я буду любить тебя».
Если бы вы не были актером, то кем еще могли бы стать?
Врачом, только врачом.
Как вы представляете себе свое будущее? Кстати, у вас никогда не было желания уйти куда-нибудь на большую, центральную сцену?
А что такое вообще «большая сцена»? Допустим, мне было бы крайне интересно поработать у Марка Захарова. Кстати, по московскому рейтингу Захаров стоит действительно на первом месте. А на втором – знаете кто? Белякович.
В общем, вы нашли себя рядом с Беляковичем?
Да!
А какие черты в себе вы цените больше всего?
Я добрый человек. По-настоящему добрый. Я никогда не держу зла. Мне могут нагадить в душу – а я забываю об этом через три дня. И очень быстро «отпускаю» человека, который нанес мне обиду.
Вы что-нибудь еще хотите рассказать о себе?
Недавно купил компьютер. И у меня уже скоро будет свой сайт: www.Гришечкин.ru.