5 марта в областном драматическом — новоселье.
Белякович откроет театр нестандартным «Ревизором»
«Это уже третий театр, который я открываю своими спектаклями!» — заявил Валерий Белякович. И для наглядности оттопырил три пальца.
Именно маститому столичному режиссеру было отдано, если можно так выразиться, право первой ночи в Пензе. Его спектаклем «Ревизор» 5 марта открывается старый-новый Пензенский драматический театр, выстроенный после пожара, случившегося два года назад.
С нашим городом Белякович дружит давно. Первый спектакль на пензенской сцене драмтеатра он поставил еще двадцать с лишним лет назад. Неудивительно, что именно Валерию Романовичу доверили открыть театр своей постановкой. Правда, набором актеров и раздачей ролей он многих удивил. Сергею Казакову все единодушно предрекали роль Хлестакова, а Белякович решил сделать из него городничего. Мол, для Хлестакова Сергей слишком поправился. В итоге роль заезжего прохиндея сыграет Владимир Карпов, который к тому же является студентом Беляковича на режиссерских кур¬сах в ГИТИСе. А привыкший к амплуа героя-любовника Антон Хатеев играет... слугу Осипа. Вот уж действительно — удивлять так удивлять.
- Валерий Романович, почему именно «Ревизор»? — поинтересовался корреспондент «МЛ».
- А чем плоха эта классическая комедия? Да и действие пьесы происходит где-то в этих краях. Помните, Хлестаков в начале первого акта заявляет: «Пос¬ледний раз я ел в Пензе!» Кстати, и Мейерхольд в свое время «Ревизора» ставил. А я считаю его своим дедом по творчеству. Ведь у него учился мой препо-даватель Борис Равенских.
- Николай Гоголь в своей пьесе высмеял многие пороки чиновников. А вам часто приходится видеть, что со времен Гоголя изменилось немногое?
- В последние годы, к счастью, я практически не пересекаюсь с чиновничьей братией. А вот в середине 1980-х, когда мой Театр на Юго-Западе закрыли после скандального спектакля «Носороги», я столько порогов обил... Три месяца обходил кабинеты, и только благода¬ря замминистра культуры Татьяне Голубцовой разрешили снять замок с двери театра. За что я ей до сих пор премного благодарен.
- После того как умерла Анна Самохина, не появилось желания закрыть антрепризную постановку «Мастер и Маргарита»?
- Да, мистическим образом сначала умер Витя Авилов, а за¬тем и Аня Самохина. И оба были заняты в этом спектакле. Но он сейчас уже живет своей жизнью, там есть кому продолжать дело. Им и решать, оставлять спектакль или нет.
- Несколько актеров Пензенского драматического театра уже перебрались в Московский театр на Юго-Западе, которым вы руководите. Среди них Евгений Бакалов и Татьяна Городецкая. Нет желания кого-то еще увезти?
- Я бы Сережу Казакова забрал, да разве он отсюда уедет? Он же тут всеобщий любимец, его весь город знает. И в театре работает, и в клубах, и на телевидении... Не думаю, что на одну актерскую зарплату он проживет в Москве.
- Вас все знают как режиссера, но вы ведь и как актер себя пробовали...
- На моем счету больше десятка актерских работ. Но боль¬ше всего мне запомнилась роль Клавдия в «Гамлете», благодаря спектаклю, сыгранному на сцене театра в Санкт-Петербурге. Дело в том, что оркестровая яма была закрыта щитами, но один из них лежал неправильно.
По сценарию, когда я шел к краю сцены, свет гас почти полностью. Вот в потемках я и не заметил, что щит не закреплен. Я даже не успел сообразить, что происходит. Из одного измерения моментально провалился в другое. То есть попросту свалился в яму глубиной четыре метра. Чудо, что я на ноги приземлился. Не буду говорить, что я потом сделал с людьми, ответственными за настил сцены.
ИСТОРИЯ С «НОСОРОГОМ»:
«Театр тогда существовал под вывеской рабочего клуба «Гагаринец», — вспоминает Белякович. — И когда мы поставили остросоциальную пьесу Ионеско «Носороги», обличающую тоталитарное общество, кто-то капнул наверх. Тогда вышел приказ по «Борису Годунову» на «Таганке», «Самоубийце» в Театре Сатиры и «Носорогам» в Театре на Юго-Западе. Театр тут же закрыли, и мы носились по министерствам, по горкомам, доказывая, что это всего лишь клуб, в котором играют рабочие парни. Как же его можно закрыть? Играть нам разрешили, но теперь каждый спектакль надо было сдавать».