Цифра как-то не вяжется с его обликом: джинсы, кеды, рубаха навыпуск, иногда – залихватская кепка. Не режиссёр – мастеровой, работяга. Между тем, этот человек создал театр-легенду. Меняются времена; театр и страну сотрясают катаклизмы, а сцена на Юго-Западе живёт и по-прежнему сюда не попасть.
Студия на Юго-Западе, возникшая в 1977 году, будучи маргинальной по сути, взорвала официальную театральную Москву. Чтобы прорваться в крошечный подвальчик, стояли ночами в очередях, зимой – ночевали в ватниках в подъездах. Театр обрастал фанатами. Они ходили на каждый спектакль и, как рассказывал один из них, "доживали до вечера". Жизнь в промежутках казалась пустой.
"Вы какой-то оазис в нашей затхлой Москве, родник с чистой ключевой водой. Одной мыслью о встрече с вами можно жить". "И ночью – после пожара – тянется жара след. На Вашем театре, пожалуй, клином сошёлся свет". "Я выходила замуж, рожала, кончала институт, любила и люблю, хоронила близких. Но всё же главное событие – вы. Ибо, придя к мужу, я стала женщиной, родив – матерью… Но только придя к вам – становлюсь мало-помалу человеком". "Я хотел сегодня сойти с ума, чтобы остаться в мире, созданном вами. Со мной такого ещё не было".
Такие записи оставляли зрители в книге отзывов.
Потом стало сложнее: студийность перестала быть в новинку, маргинальность перекочевала на большие подмостки. Театр на Юго-Западе устоял, но, быть может, потускнел на фоне мощного театрального процесса. Белякович стоически сносил критику и продолжал выпускать и выпускать спектакли на сцене, где обжит каждый сантиметр.
В этом подвале сыгран чуть ли не весь мировой репертуар. В особой манере – страстной, гротескной, ритмичной – в общем, в манере Беляковича, которого ни с кем не спутаешь. В этом театре всегда ценили человеческую душу. И доказывали, что человек – даже смешной и несчастный – достоин сострадания и любви.
Одно время Белякович говорил, что тоскует по большой сцене. Сейчас, кажется, перестал. Он не захватывает чужое пространство, но прочно остаётся в своей нише. Сторонится театральных и политических тусовок. И вообще, даёт некий нравственный урок. Беляковичу – пятьдесят лет. У него есть и имя, и репутация, и театр, и артисты, и зритель.
Сейчас театр переживает новый период, в труппе появилось много молодых актёров. И режиссёр опять напряжённо ищет новое.
Пожелаем ему успеха.