В Театр на Юго-Западе актер Андрей Кудзин пришел недавно. Моментально покорил публику впечатляющим артистизмом, изяществом движений, интуитивно точным пониманием роли. Его герои всегда озарены дивным внутренним светом, а сам актер, обладая притягательным обаянием и искренностью, будто бы несет в себе некую неразгаданную тайну — верную спутницу истинного таланта. Разговор с Андреем — это маленький спектакль: показать ему интереснее, чем рассказать.
- Андрей, Вы человек в театральном пространстве новый. Вы появились и заполнили собой едва ли не половину репертуара театра. Расскажите, откуда Вы такой взялись?
-Мой дед родом из белорусской деревни. Он был военным журналистом, добился очень высоких постов: работал пресс-атташе В. Путина, когда тот был премьер-министром. После отставки он остался с семьей в Москве, где я и родился. Для меня дедушка всегда был главным примером целеустремленности.
Моя мама танцевала в шоу-группе. Отчим тоже был танцовщиком, сейчас занимается режиссурой массовых мероприятий.
У меня балетное прошлое. Сначала бабушка отвела меня в ансамбль им. Локтева, а когда я перешел во второй класс, родители перевели в «Школу классического танца Геннадия Ледяхи». Там мы ходили в обычную школу с общеобразовательными предметами, а потом шли в ДК Зил, где занимались хореографией, профессиональными предметами. С пятого класса у нас появились еще и профильные предметы: история театра, история балета. В девятом классе я решил, что нужно перейти в более значимую школу — Московскую государственную академию хореографии (МГАХ). Перевелся я туда с определенными сложностями, потому что я не подходил им по зрению, нашли у меня и сколиоз. Я не прошел медкомиссию. В конце лета был добор в училище. Я все лето готовился: делал упражнения для зрения, ходил к мануалу, правил спину. В конце концов, я выучил наизусть таблицу для проверки зрения, обманул систему и все-таки поступил и там благополучно доучился. Там уже после девятого класса не было всех общеобразовательных предметов, а только гуманитарные — история, русский, литература и профильные. Кроме того, мы изучали все виды танцев: народно-характерный, классический, бытовой, джаз-модерн, дуэтный танец, множество направлений. После окончания академии я служил пять лет в «Театре классического балета Наталии Касаткиной и Владимира Василева».
Отработав в театре год, я решил получить высшее образование. Хотел поступать в ГИТИС на педагога-хореографа, но опоздал на первый экзамен. Мне посоветовали пойти на эстрадное отделение, где на заочном как раз добирали мальчиков. Я поступил легко. Педагоги советовали мне попробоваться на курс Леонида Хейфеца или на очное отделение к Валерию Гаркалину. Я же считал, что прекрасно работаю в театре балета, у меня там только начинается карьера, а ГИТИС — это просто для высшего образования. И остался на заочном у Александра Гуревича. Уже после первых сессий я вдруг так проникся тем, что там происходит! Это стало для меня основным и плавно заменило балет. Я понял, что такого удовольствия я все равно в балете не получаю, даже танцуя сольные партии, что настоящее удовлетворение для меня именно в актерском существовании. Тогда я пожалел, что не прислушался к людям, которые мне советовали получить более серьезное образование в этой сфере.
- Чем отличалась учеба на эстрадном отделении от актерского?
- У нас было больше вокала, это профилирующий предмет. Как говорил завкафедрой Михаил Борисов: «Разница у вас с актерами драматического театра лишь в том, что вы должны непосредственно обращаться в зал. Убирать четвертую стену». По сути это очень схоже с историей в Театре на Юго-Западе.
- И как же Вы попали в Театр на Юго-Западе?
- После института я растерялся немного, у меня был долгий период поиска и изучения себя. В конце концов я понял, что хочу в драматический театр, это поможет мне восполнить пробелы в профессии.
Мне подсказали, что в Театре на Юго-Западе будет прослушивание. Я отправил заявку, пришел. Из 180 человек на первом туре я прослушивался самым последним. Меня пригласили на второй тур. Для этого нужно было походить на спектакли, выбрать себе монолог. Я выучил монолог из «Дракулы», прочитал его, и меня взяли.
Некоторое количество спектаклей я посмотрел еще до первого тура. Хотел, прежде чем пойти на прослушивание, понять, что здесь за стилистика, какие требования в этом театре.
- Какой из спектаклей задел за живое?
- Очень понравились «Дориан Грей», «Вальпургиева ночь», впечатлили «Игроки». Я понял, что хочу сюда! Тем более, у меня после прочтения романа Оскара Уайльда «Портрет Дориана Грея», была мечта сыграть Дориана. И тут я прихожу в театр, где идет именно этот спектакль! Меня на одной из репетиций «Маленьких трагедий» Миша Грищенко (исполнитель роли Дориана Грея) спросил: «Что бы ты хотел в театре сыграть?». Я говорю: «Конечно, Дориана!». Миша: «Да сыграешь еще!». И его слова оказались пророческими, сейчас я его играю!
- Как Вас принял театр?
- Мне с самого начала стало здесь очень комфортно. На меня свалилось много работы. Уже в первые месяцы у меня было пятнадцать спектаклей! Приходилось вводиться в пять спектаклей за неделю. Сразу появилось ощущение, что я тут свой, что попал, куда должен. Стало понятно, что в этом театре актеры, которые в тонусе, все время в работе — на любой сцене справятся с задачей!
- Вас очень активно начали вводить в спектакли. Что это за процесс?
- Когда происходит ввод, то первоначально нужно посмотреть на рисунок, который сделал актер до тебя. Это правильно. В любом случае твоя индивидуальность на этом рисунке для зрителя будет выглядеть по-другому, ты будешь смотреться иначе. Сначала нужно просто повторить, потом уже, когда наиграешь какое-то количество спектаклей, будешь уверенно «плавать» внутри него, ты сможешь привносить что-то свое.
- С нуля репетировать проще?
- Конечно, легче! Это еще зависит от режиссеров. Все по-разному работают с актерами. Кто-то дает карт-бланш — делай, что хочешь, а дальше посмотрим. Максим Лакомкин, например, имеет очень точное представление о том, что он видит в своем спектакле и просит максимально точно повторить его требования. Мне кажется, это здорово, режиссер должен иметь точное понимание своего детища, того, что он выпускает в мир. На репетициях, если актеры и пытаются просить изменить что-то, где им неудобно, Максим отвечает: «Мне все равно!». И это интересно! Это определенный тренинг для актера, потому что ты ломаешь себя, подстраиваясь под то, что необходимо режиссеру. Иногда ты просто не понимаешь, чего от тебя хотят и пытаешься повторить интонацию, жест за режиссером и думаешь: «Почему я это делаю? Что он хочет?». Спустя какое-то время вдруг соображаешь, для чего ему это, почему это так работает!
Когда идешь в роли с нуля, то обрастаешь пристройками по внутренней линии. Ты не копируешь предыдущего актера, а максимально создаешь сам. Здесь ты творец, пускай даже тебя загоняют в жесткие рамки, все равно это полноценно твое. Когда ты вводишься на роль, то нет такого удовлетворения, ты просто повторюшка.
- Прежде в Театре на Юго-Западе был один режиссер. После ухода Валерия Романовича их стало несколько — Олег Леушин, Олег Анищенко, Максим Лакомкин. Вам довелось поработать уже почти со всеми. Какие есть особенности в работе с каждым из них?
- Конечно, у каждого свой подход.
Олег Николаевич Леушин — человек очень чувственный, у него все происходит на эмоционально-интуитивном уровне. Актеру нужно ловить это ощущение. Для меня это немного сложнее — первоначально понять, считать, что хочет человек.
Олег Николаевич Анищенко как раз дает актеру карт-бланш, отдает актерам роль на откуп и они сами делают свои роли. Он задает точное понимание, рисунок: что, почему, кто какой есть, объясняет свое понимание персонажа. У него много визуализации, танцев, перестановок, движухи, всегда яркие декорации.
С Максимом мы ставили уже дважды, это были большие, значимые роли. Он очень подробно работает с актерами.
- Вы уже почувствовали, что такое «Школа Беляковича»?
- Об этом здесь всегда говорилось, но я сначала не понимал, в чем это выражается конкретно. Многие актеры мне потом объясняли, что к чему. В понимании процесса очень помог Фарид Тагиев. Он так и объяснял: «Это не просто танцы: ты делаешь это движение потому-то... Если у тебя большой жест, то он идет в большое пространство. Ты говоришь все время в зал, потому что зрителю интересно, когда с ним контактируют глаза в глаза, он считывает твои эмоции». Все потихонечку давали мне какие-то знания о театре, хотя, я думаю, до конца я всего еще не знаю. Я получаю эти знания порционно, нюансами.
- Многие актеры хотят оставаться только в этой профессии, многие пробуют себя на разных поприщах — в режиссуре, в литературе, живописи. У Вас есть какие-либо амбиции, желания помимо актерской стези? Хотели бы поставить что-то самостоятельно?
- Да, мне было бы интересно поставить что-то самому. Для этого нужен определенный багаж и образование. Возможно, пойду учиться дальше, я этого для себя не отрицаю.
- Есть сейчас в жизни что-то, кроме театра?
- Честно признаться, 90% времени сейчас забирает театр. Особо ни на что времени не остается, очень плотный график: что-то учишь, готовишься, репетируешь. Дома стоит, например, электронное пианино, все хочу за него сесть, что-нибудь выучить. Я учился в музыкальной школе на фортепиано семь лет. И еще четыре года ходил на хор и сольфеджио.
- Во время карантина Вы активно участвовали в поэтических онлайн проектах театра. Собираетесь участвовать в известном проекте Стихи.про? Есть у Вас любимые поэты?
- Если пригласят, то я — с удовольствием! Тем более, с такими людьми, как Паша Сурков. Как говорит Карина Дымонт: «Он, словно жил с ними в одном дворе» — так хорошо он все знает об эпохе, о поэтах. После его рассказов уже совсем по-другому чувствуешь стихи. На сегодняшний день мои фавориты — Евгений Евтушенко и Александр Блок.
- В недавней премьере спектакля «Я» Вы играете персонажа Он. Ваша роль яркая, но неоднозначная. Как Вы оцениваете своего героя?
- Это прекрасная история для людей, занимающихся творчеством! Она ставит вопросы, волнующие любого художника.
Мой герой Он, как мне кажется, есть абсолютное зло. Он не обладает никаким талантом, поэтому к нему не может явиться Муза. Зато он готов действовать. Он хочет заполучить талант, пытается всяческими способами воздействовать на Я и призвать Музу. Он искренне считает, что встречи с Музой заслуживает больше, чем это непонятное, безвольное существо — Я, которое постоянно страдает, умирает. Но у него есть талант!
Для нас этот спектакль почти психотерапевтический, очень важный и полезный с точки зрения профессии, актерства, твоей психологии, внутренних переживаний. Внутри него ты можешь давать себе такую волю! Кроме того, он очень партнерский: оба героя постоянно завязаны друг на друга, все время глаза в глаза, иначе ничего не будет происходить.
- Вы себя органично почувствовали в драматическом театре? Это то, чем Вы хотите дальше заниматься?
- Да! Я почувствовал себя на своем месте и счастлив, что занимаюсь этим делом. Я погрузился в жизнь театра, даже поработал полгода монтировщиком, чтобы еще больше углубиться, понять, как это делается. Люди, которые основывали этот театр, они же все делали сами! Хотелось быть причастным к этому хоть чуть-чуть.