Спектакль «Мольер» идет в Театре на Юго-Западе вот уже более двух десятилетий. Поначалу в главной роли выступал сам режиссер, Валерий Белякович, затем Мольера стал играть Виктор Авилов. Во время длительной болезни артиста спектакль шел редко, главную роль вновь играл Белякович. Но вот Виктор Авилов вернулся в театр, начав играть свои старые роли. День, когда он вышел на сцену Мольером, стал для поклонников этого театра подлинным событием.
Но речь не об этом – о старом спектакле, не только твердо держащемся в репертуаре более 20 лет, но и по-прежнему остающимся для публики волнующим, сильным, влекущим. По-прежнему? – да, конечно, но и совсем по-иному. Что-то мистическое заложено в его фундамент, что питает спектакль изнутри новыми и свежими жизненными соками. Что-то бесконечно задевающее, завораживающее особым настроем, особой атмосферой, в которой он продолжает жить. Наверное, многое объясняется тем, что эту работу Валерий Белякович посвятил памяти своего учителя Бориса Ровенских, режиссера, многими недооцененного по достоинству. В Борисе Ровенских жила мощная «сила захвата» - на лучших спектаклях этого режиссера атмосфера переливалась через край сцены и затопляла зал, захватывая в свой плен зрителей самых разных, ни в чем не схожих между собой. Не случайно и сегодня, более чет верти века спустя, его спектакль «Царь Федор Иоаннович», который, как казалось тогда, когда он был поставлен, держался, почти исключительно, на уникальной личности Иннокентия Смоктуновского, завораживает невероятной мощью, силой мысли, энергией действия. Энергией ритма.
Какая же сила любви, понимания, благодарности должна была быть заложена учеником в дипломную работу, что спустя столько времени спектакль «Мольер» жил такой же энергией, таким же пульсирующим ритмом?
Валерий Белякович ставил спектакль о трагических взаимоотношениях Художника и Власти, о необходимости пресмыкаться, «лизать сапог», умолять «не раздави», но подспудно делать свое дело ибо настоящее творчество вольно по сути своей и неподвластно никому. Сегодня эта тема не настолько «горяча» для нашего бытия, на первый план выступает иное – не случайно Михаил Булгаков дал своей пьесе двойное название, и теперь не король, не официальная власть, а скрытая от глаз «мышья суета» безликой кабалы творит свою игру, свою повальную возню. Серость и обыденность сознания, прикрытая флером религиозности ли, некоей ли абстрактной идеи, душит творца, лишая его воздуха. Уходят мастера, личности, и каждый уход осознается как невымышленная трагедия.
Виктор Авилов играет каждый спектакль так, словно в конце его он умрет взаправду. Каждый жест, каждая интонация предельны – вот-вот сорвется хриплый голос, вот-вот прервется дыхание, вот-вот он упадет, грянув всем своим длинным телом о доски и не поднимется больше никогда. От первых до последних эпизодов Авилов-Мольер проживает стремительную, натянутую, словно стрела в тетиве лука, жизнь. И каким-то чудом, мы зрители, становимся физически причастны происходящему. Его дыхание сбивается, и наше тоже становится неровным. В его голосе дрожит мука, и в наших глазах начинает от слез искажаться вдохновенное, такое некрасивое и такое прекрасное лицо. Он падает в финале на подмостки, и проваливаются, словно обрываются, наши живые сердца…
Выстроенный предельно четко и жестко, не утративший ни энергии мысли, ни энергии чувства, спектакль Валерия Беляковича обладает какой-то непостижимой аурой: чем больше смотришь его, тем больше находишь нового, не увиденного прежде. И все труднее и труднее становится его оценивать с привычной точки зрения, потому что в атмосфере «Мольера» Театра на Юго-Западе, словно в огромной колбе, кипят уже и «элементы» нашей прошедшей жизни, нашего сознания, образа мысли и чувства. Наше прошлое. Наше настоящее. Как правило, зрители приходят на этот спектакль снова и снова, чтобы еще раз пережить незабываемые мгновения. И театр дарит их вновь…
Впрочем, в какой-то момент я заподозрила, что новым зрительским поколениям этот спектакль не станет настолько дорог. Он привлечет, может быть, изысканной, замечательной игрой артистов – Ирины Бочоришвили и Алексея Ванина, Вячеслава Гришечкина и Валерия Афанасьева, Натальи Сивилькаевой и Владимира Коппалова, Виктора Борисова и Анатолия Иванова, Сергея Беляковича и Александра Задохина. Захватит жестко простроенным музыкальным ритмом, динамикой сменяющихся сцен, эффектным световым решением… И мне повезло – в тот вечер, когда впервые после большого перерыва на сцену вышел Виктор Авилов, рядом со мной оказался молодой человек, впервые попавший в этот театр. Еще до начала спектакля он спрашивал меня, все ли так неожиданно и интересно в этом театре ( имелись в виду размеры и отсутствие высоты сцены, зеркала вместо привычного задника, толпа зрителей, которую буквально упихивали на ступеньки). Я отделывалась ничего не значащими фразами. В антракте он взглянул на меня какими-то странными глазами и словно испарился, а потом, также внезапно появившись, сказал, что купил билеты на все спектакли, на которые они в тот вечер продавались. «Сам не знаю, что со мной»,- пробормотал парень, опустив голову… Как странно, что я смотрю этот магический спектакль, я тоже не могу ответить на вопрос, что со мной?
Наверное, происходит этот от того, что вслед за Михаилом Булгаковым, Валерий Белякович зашифровал в своем «Мольере» азбуку, изобретенную регистром Лагранжем, и наше сознание рисует лилии и ставит восклицательные знаки, не умея, да и не желая просто поставить точку. В судьбе этого спектакля возможно лишь многоточие потрясения.