В рамках V Международного театрального фестиваля «Смоленский ковчег» смоляне увидели шахматный детектив Валерия Беляковича «Игра в Наполеона». Случай беспрецедентный, из ряда вон - не зря же «Московский театр на Юго - Западе» называют второй российской Таганкой!
Большая редкость, когда на провинциальной сцене происходит событие такого масштаба. Последний раз подобное случилось двенадцать лет назад, когда на сцене драмтеатра давали «Последнюю любовь Дон Жуана» Романа Виктюка…
- Для меня явилось откровением, что художественный руководитель «Московского Театра на Юго - Западе» Валерий Белякович захотел лично участвовать в нашем проекте, - признался главный режиссер драмтеатра, заслуженный работник искусств Республики Беларусь Виталий Барковский. - Режиссер с мировым именем, камертон современной режиссуры, достигший высочайшего уровня театрального языка!
«Игра в Наполеона», поставленная Валерием Беляковичем по пьесе Стефана Брюллота, поражает воображение своей метафоричностью и многослойностью смыслов, заключенных в этой своеобразной «китайской шкатулке». Поэтапное погружение в эти смыслы помогает понять масштабность и неоднозначность тонкой игры, которую Валерий Белякович ведет со зрителем. Ключ к расшифровке режиссерского ребуса - многоаспектная символика шахмат.
«Шахматы - замкнутый мир игры, ограниченный пространством доски. Но какая-то чудодейственная сила выводит этот крохотный мир за пределы его собственного пространства, и он охватывает своим ментальным полем чуть ли не весь огромный мир человеческой культуры, - пишет доктор философских наук, действительный член Академии гуманитарных наук Александр Кармин. - Шахматные образы, шахматная символика проникают в художественную прозу и поэзию, в балет, в изобразительное искусство, в военное дело, в науку; к ним обращаются для объяснения жизненных процессов, исследований психики, тестирования возможностей компьютерной техники. Культура отражается в шахматах – «как небо в чашечке цветка».
Действительно, все действие постановки Беляковича закручено вокруг Игры. Что наша жизнь? Всего лишь шахматная комбинация, которая в «Игре в Наполеона» диктует правила поведения персонажей на сцене и позиции в шахматных баталиях. Действующие лица спектакля – графические фигуры на сцене, расчерченной на черные и белые квадраты. Безликие пешки, которые безвольно маршируют по арене военных действий.
Шахматная доска – весь мир, сильные мира сего ведут те же игры, что и обычные люди. Разница лишь в ставках. Одни хотят получить власть над миром, другие бьются за собственную жизнь.
Поверженный Наполеон (Олег Леушин) сослан на Эльбу. Дух мятежного корсиканца требует завершения начатого переустройства мира, и Бонапарт задумывает бегство с острова. Он убежден, что армия и народ по-прежнему ждут своего кумира.
Маршал Бертран (Евгений Бакалов), полковник Новерраз (Сергей Бородинов), доктор Фурро (Александр Куприянов) и пани Мария Валевска (Карина Дымонт) – хотят свести счеты с ссыльным императором. На роль марионетки, которая исполнит коварный замысел заговорщиков, избран молодой английский актер и, по совместительству, гроссмейстер Кристофер Этвуд (Михаил Инчин). Именно ему поручают отравить самодержца мышьяком...
На сцене стремительно раскручивается конфликт: кто возьмет верх – прославленный стратег или его продажная свита? Или Этвуд – пешка, которая ведет с императором королевскую игру не на жизнь, а на смерть? Кому, как ни гроссмейстеру, не знать, что фигура «король» символизирует подлинную природу ума, которая не подвержена уничтожению! «Короля» никто не способен сбить с доски, его можно лишь загнать в угол, объявив «мат»…
Или подвергнуть давлению, запугивая «шахом». Но «король» и в заточении остается вероломным и опасным!
Этвуд, а вместе с ним и зритель, поражен: как в одном человеке может уживаться всесилие и полная беспомощность, благородство и иезуитская изворотливость? Британскому актеру-игроку необходимо выполнить поставленную перед ним задачу – отравить корсиканца. Но он, выигрывая партию за партией с узником Эльбы, неизбежно подпадает под обаяние личности Бонапарта. Этвуд поражен его тонким умом и неодолимым магнетизмом – оказывается, что бесчеловечный Наполеон… человечен! На сцене, подобно негативу, постепенно проявляется обнаженный в своем естестве человек. Нелепый. Смешной. Харкающий кровью и жалующийся «на живот». Дозы мышьяка растут, а вместе с ними и сомнения палача Бонапарта.
Ибо спектакль Беляковича построен на антитезе «черное – белое». Ищите в монстре человека, а человека – в монстре.Наполеон на собственном примере демонстрирует, что гений и злодейство… совместимы!
«Игра в театр» - еще один смысловой аспект постановки по пьесе Стефана Брюллота, но и он неотделим от шахмат. Ведь даже имена великих драматургов всех времен и народов, упоминаемых в спектакле, представляют собой черную и белую фигуры на шахматной доске мировой культуры. Шекспир противопоставлен Корнелю. Шах и мат!
Герои на сцене... ставят пьесу. Незадолго до побега с острова Наполеон, как шекспировский Гамлет, решает сыграть спектакль, в котором издевается над фиглярами – заговорщиками и инсценирует их гибель.
Игра смыслов переходит в игру ритмов. Динамика постановки Беляковича выверена алгеброй, как и партия в шахматы. Статика исключена – сцена заполнена движением, согласованная и четкая био – механика которого оказывает на зрителя психоделическое воздействие. Пульс начинает учащаться, тому причина - реакция нервной системы на высшую математику световых эффектов и музыкальной партитуры. В какой-то момент на биологическом уровне возникает явление резонанса – сердечный ритм зрителя взаимодействует с ритмикой постановки, вплетается в ее структуру! Невероятное по мощи, потрясающее ощущение единения со сценой.
Точнее, сцены нет. Есть реальный мир, в который ты ныряешь, теряя ощущение реальности. В мир зазеркалья – декорации «Игры в Наполеона» предельно лаконичны и условны. Основной элемент - вращающиеся зеркала, которые оптически расширяют сцену. Зеркала отражают истинную сущность персонажей – их кривляние, лицемерие кривых усмешек и истинные помыслы. Сцена заполняется призраками, которые выходят из зеркал и растворяются в искривленном пространстве столетий.
Казалось бы, кто лучше считает варианты, тот и должен победить. Но варианты множатся, как отражения в мутных зеркалах, и где-то расчет обрывается; а позиция игроков, несмотря на отсутствие явных ошибок, усугубляется. Партия Этвуда и Наполеона приводит к цугцвангу. Бонапарт не способен даже вслепую переиграть своего партнера на шахматной доске, но в жизни зарвавшуюся пешку ждут страдания. Мучителя Этвуда – Ватерлоо.
В финале ослепленный корсиканцем Кристофер Этвуд бросает реплику, в которой говорится о том, что физические раны излечимы, а душевные остаются с нами навсегда…
Точка. Занавес!
Зритель онемел. Зритель медленно встает с кресел. Зритель обрушивает на сцену овацию. Независимо от решения жюри фестиваля «Смоленский ковчег», смоленский зритель выигрывает – он получил максимальную дозу современного театрального искусства!
А я наконец-то осознаю, что настоящий театр никогда не умрет. Это действительно живое искусство, с которым – парадокс! не способен соперничать кинематограф.
Оригинал статьи тут