Лукавый

«И вот как раз в то время, когда Михаил Александрович рассказывал поэту о том, как ацтеки лепили из теста фигурку Вицлипуцли, в аллее показался первый человек… (…) Он был в дорогом сером костюме, в заграничных, в цвет костюма туфлях». Позволим себе вклиниться во всем известное описание, данное Булгаковым своему герою. Дальше так: походка его была уверенной, стать – королевской, а трость  добавляла солидности. Из-под изогнутых бровей сверкали темные глаза, мудрые и лукавые. А интонации, с которыми он обратился к двум литераторам, выдавали в нем сущность нездешнего. Таким впервые появляется в спектакле Театра на Юго-Западе «Мастер и Маргарита» Воланд – артист Вячеслав Гришечкин.
Воланд Вячеслава Гришечкина – особенный. Где вы видели, чтобы это невозмутимого хозяина мира, способного изменить судьбу человека одним небрежным движением руки, мучили внутренние противоречия? Гришечкину неинтересно играть просто темную силу, воплощенное зло. Воланд-Гришечкин не на шутку опечален несовершенством мира, огорчен духовным распадом людей, которые встречаются на его пути. Выносит ли он приговор виновным? Нет, скорее, жалеет их. Но еще страшнее для этого Воланда обстоятельство, что он не в силах всерьез вмешаться в так расстраивающую его картину. Ибо над ним, мудрым и всесильным, есть другая сила, которая держит его в плену и постоянно напоминает о себе. Лишь в сцене бала Воланд-Гришечкин будет абсолютным триумфатором: его лицо озарит улыбка, глаза будут светиться торжеством, а весь облик будет излучать такую мощную энергетику, что создается ощущение пылающего вокруг воздуха. Воплощение мучителя-властелина появится только в финале спектакля в лице Левия Матвея, принесшего распоряжения относительно судьбы Мастера и Маргариты. И в этот момент красивое невозмутимое лицо Воланда исказит безобразная гримаса боли, а спина согнется словно под неведомой тяжестью. Однако еще через мгновенье он выпрямится. В голос вернуться прежние повелительные нотки, а движения станут такими же легкими. И он уйдет со сцены не победителем, но и не проигравшим. Чего нельзя сказать о другом не менее запоминающемся герое Гришечкина: Андрее Прозорове из чеховских «Трех сестер». Актер до слез пронзительно и вместе с тем беспощадно играет крушение сильного, полноценного человека, превращение его в юродивого. Поначалу его Андрей – обаятельное жизнерадостное существо, упоенное игрой на скрипке и идиллией с Наталией. Притом что он не меньше других героев мечтает о пресловутой «лучшей жизни», эта жизнь до поры до времени присутствует в нем самом. Но чем дальше, тем больше Андрей становится подобен сверкающему хрустальному сосуду, по поверхности которого побежали уродливые трещины, все больше разрушающие красоту. Опустившийся, печальный, немного заторможенный человек, уже давно разуверившийся во всем, Андрей-Гришечкин какое-то время еще старается сохранить достоинство и посмеяться над собственной неудавшейся жизнью, пытаясь не замечать, что окружающие давно перешли по отношению к нему от уважения к презрению. «Все тебя знают, но ты – чужой!» - с горечью говорит он. Самой сильной у актера становится сцена в третьем акте – попытка объяснения с сестрами. Сначала он, ломая от волнения пальцы, изо всех сил пытается «удержать лицо» и употреблять повелительные интонации. Но, наталкиваясь на глухую стену презрительного молчания и мучительно вслушиваясь в фальшь собственных слов, в порыве падает на колени и горько, отчаянно кается. «Не верьте мне, не верьте!» - кажется, вырывается из самых глубин его искалеченной души. Но Андрей-Гришечкин оказывается способен на последний мужественный поступок: вынести приговор своей жизни, сознательно перечеркнуть ее и остаться в памяти зрителей человеком, вызывающим жгучее сострадание.
Фантастическая органика и заразительное обаяние помогают Вячеславу Гришечкину любого своего героя сделать почти родным для сидящих в зале. Будь то трагический Андрей Прозоров (именно после этой работы можно с уверенностью говорить о Гришечкине как о глубочайшем трагическом актере, несмотря на его прежние роли подобного плана: Меркуцио в «Ромео и Джульетте», Тарелкин в «Трилогии» по Сухово-Кобылину, Гарпагон в «Страстях по Мольеру»), обаятельный франт с французским акцентом Барон из «На дне» Горького или контр-адмирал Михалыч, персонаж страшной фантазии Вен.Ерофеева «Вальпургиева ночь». В этой роли Гришечкин в очередной раз кардинально перевоплощается: искаженные голос, хитрюще-невинная физиономия, аккуратно сложенные ручки – этакий чертик из коробочки. Сочетая трагические и фарсовые краски, Гришечкин создает один из самых замечательных портретов этой выразительной «картинной галереи» человеческих судеб.
Про таких, как Гришечкин, говорят «актер от Бога». Виртуозное умение меняться до неузнаваемости, легкость, с которой он отыгрывает любое отношение, каждый нюанс характера, забывать обо всем и буквально «вклеиваться» в экран или на сцену в момент появления там Гришечкина. Но, как к этому не относись, больше всего зритель любит именно Гришечкина комического. Его бесчисленных слуг, дядюшек-дедушек и прочих персонажей, без которых не обходится ни одна полноценная комедия. Чего стоит один Бригелла из «Слуги двух господ», «выживший из ума бывший глава туринской мафии, ныне владелец гостиницы», щеголь в ярко-малиновом костюме, разъезжающий в инвалидной коляске с таким шиком, будто это новенький «кадиллак», Бригелла-Гришечкин – недоигравший ребенок, с видимым удовольствием включающийся в круговерть интриг, затеянных главными героями. А как трогательно и нежно он обхаживает переодетого женщиной кавалера Флориндо! Причем, судя по хитрому блеску глаз, Бригелла прекрасно понимает, что тот – мужчина. Но не может удержаться от соблазна пошалить. Не меньше симпатий вызывает находчивый Грумио – слуга Петруччио в шекспировском «Укрощении строптивой». Вот где пригодилась и страсть к импровизации, и искрометная фантазия, и прекрасное чувство природы комедии. Грумио – своего рода зеркало своего хозяина: такой же напористый, самоуверенный, бесстрашный. Он очаровательно копирует движения Петруччио, эхом озвучивает каждую его реплику, безнаказанно острит напропалую с самым серьезным выражением лица. Такому ничего не стоит шутя перевернуть мир, причем мир от этого не станет чувствовать себя хуже. Абсолютный властелин времени и пространства под скромной маской слуги – это не только Грумио из «Укрощения…». Это актерская сущность Вячеслава Гришечкина. Проявившаяся в полной мере в его сложной, не всегда безоблачной, но насыщенной и замечательной театральной биографии.