Однажды я невольно стала свидетельницей ничего не значащего телефонного «щебетания», разливавшегося по уютной комнатке, и вдруг – как гром среди ясного неба: «… А это никого не волнует! Да у Беляковича – свое государство со своим Уставом!». И государство это имеет свои четко очерченные границы – юго-запад столицы. А точнее, Валерий Белякович управляет своим миром, который поместился в уютном здании окраины Москвы – театром «На Юго-Западе». Он создал мир, но не мирок, и сам он в нем король, а не царек.
Вера Абалакова
Театр на Юго-Западе – самый близкий к нашему Боровскому району столичный театр. Но не это – главное. Театр на Юго-Западе – лучший театр столицы, а значит, и России. А ведь в сентябре здесь открылся только 23-ий сезон!
Вероятно, кто-то захочет оспорить мое мнение? Если так, то он не видел спектаклей этой труппы. Советую приехать по адресу: пр. Вернадского, 125. И провести несколько вечеров вместе с героями многочисленных спектаклей театра (кстати, за нынешнее лето здесь родилось пять премьер!). Посмотрев один спектакль, вы обязательно придете не второй. И не успокоитесь, пока не увидите весь репертуар.
Газета предлагает читателям материал молодого столичного критика, которая знакома со многими спектаклями различных театров. И в самом начале своего творческого пути сделала свой выбор.
ЗАЧЕМ ХОРОНИТЬ ГОСУДАРЯ?
… Неоновый луч рассекает сцену. И по нему, как по волшебству, своим ходом, медленно едет тележка, скрипя двумя колесами. Барабанная дробь как бы пугает ее, и она быстро исчезает. Где я? В стране Оз, населенной Железными Дровосеками, или в старом подвале, отданном под склад никому не нужных ржавых труб? А может быть, это вообще арена, на который встретились белый и рыжий клоуны? Валерий Белякович перенес на сцену умирающее королевство вместе с умирающим королем, которого сам же и сыграл. Пьеса Э. Ионеско оживает в умелых руках режиссера.
Король Беранже Первый, королева Маргарита, королева Мария, служанка, доктор и страж – это все, что осталось от мощного некогда королевства. Все обсуждают главную тему дня – скорую кончину Беранже. Все, кроме молодой королевы, находящейся «во власти приступа надежды», что с НИМ этого не случится. Она хочет казаться чуждой этому миру зла, который заблаговременно хоронит ЕЕ короля. Но тщетно: она так же, как и все, уже скована железом, разъедаемым ржавчиной, и даже копна волос на ее прелестной головке кажется не каштановой, а рыжей, как ржавчина.
Уж они-то, оставшиеся, конечно, знают, как надо было властвовать! Беранже тихо проходит за их спинами, подслушивая дебаты оставшихся приближенных. Ему пытаются доказать: все плохо, - а он шутит. «Не надо видеть то, что не хочешь видеть», - улыбка разливается по светлому лицу Беляковича, цитирующего (как он сам утверждает) Карла Маркса (спорить не буду, не читала). Приближенные сообщают королю, что он умрет, и слышат: «Ну почему надо обязательно хоронить своего государя?»
Какой-то театр абсурда. Беранже Беляковича как будто хочет сбить труху с умирающего королевства и крикнуть: «Ну не надо этого делать заранее! Ну не надо раньше времени играть похоронный марш по своему королю, стоящему во главе разваливающегося, но еще существующего королевства!» В подтверждение этой мысли Валерий Белякович, играючи, на мгновение, впускает в мир своего театра современных политиков, проводя параллель между миром выдуманным и реальным.
Конечно же, король умрет. Он умрет в конце спектакля, в конце политического спектакля. «Рыжую кошку разорвут соседские собаки, как куклу». Приближенные ходят кругами, а ведь все возвращается. Будет новая жизнь, которую «умрут». И здесь главное – не поддаться всеобщему настроению.
В. Белякович по-своему играет Беранже Первого. Он не только не хочет умирать. Он всеми силами хочет жить. Он будет как школяр, прыгать в «классики», хулиганить, взбираться на телегу, как на трон, водружать на голову наполеоновскую треуголку – только чтобы не сойти с ума от мыслей о смерти. Нет, король не цепляется за жизнь, он просто не хочет думать о смерти. А ведь в этой жизни прекрасно и то, что мы любим, дышим, и то, что «маленькие дети грызут ногти, и идти в толпе, где можно увидеть лицо Христа!». Жизнь – она прекрасна! И не хочется верить, что поздняя осень с ее промозглыми дождями даст силу для роста коррозии, охватившей некогда железное государство.
ЕЩЕ ОДИН КОРОЛЬ
Поставив на сцене своего театра «Гамлета», Белякович поставил трагедию рока. Рок преследует каждого персонажа, каждого шекспировского героя. И Клавдий не исключение. Этот король уже не паяц, хотя он ироничен, остр, быстр. Он поспешил занять трон, он спешит править и управлять.
Как и все спектакли театра, «Гамлет» оформлен предельно лаконично. Но и эти декорации живут на сцене вместе с актерами. По периметру водружены мощные мраморные колонны. Но какая, чья это мощь? Королевства, короля?.. Да ну нет же. Это видимость желаемого. И даже легкое прикосновение способно привести в трепет эти тубусы из папье-маше, подвешенные к потолку. Король Клавдий сам увидел, что его власть и государство пошатнулись. В. Белякович в бешенстве прерывает спектакль, раскачивая в горячке монументальные… или не очень, колонны.
«Я не люблю его…», - разрезает воздух Клавдий. Нет больше сил изображать отеческую любовь. Он задыхается от своего злодейства, он скован жаждой власти. Смех безумца, которому нужно оправдание, ему нужна исповедь и покаяние. Он не жалок, но страшен, когда падает на ступеньки, когда как будто хочет сорвать обод, сдавливающий горло. На самом-то деле горло свободно. Рука продолжает тереть скованную шею.
Как быстро здесь понимают жизнь! Как скоро Гамлет из человека без возраста превращается в мудрого мужчину, а Офелия из девочки-хулиганки, которая, крутя пальцем у носа и переживая первую любовь, вдруг превращается в женщину, в мать, в сестру, да просто девку, охваченную страстью. Она увидела наконец, что «вся муть всплыла со дна». От чистой любви остается только боязнь объятий, она как будто обжигается о руки Клавдия.
Спектакль заканчивается полной тишиной. Но это – затишье перед бурей, перед прорывом. Гнойник лопнул, грязь вышла наружу. Дальше – очищение.
МЕСТО НА ОЛИМПЕ
Я не ставлю перед собой цель рассказать о талантливейшем актере Валерии Беляковиче, но я пытаюсь понять этого человека. Он – режиссер театра, о котором все слышали, но его мало знают. И тем не менее, у него - многолетние аншлаги. Он творит и, что еще более непонятно, живет на окраине. Белякович – блестящий режиссер и замечательный актер. Какое место он занимает на театральном Олимпе? Я не хочу сейчас бросать «кусок мяса в клетку с тиграми». Скажу только одно: Валерий Белякович занимает свою нишу. Он не мелькает в тусовках, чтобы подняться еще повыше, но он и не будет замыкаться на своем «маленьком» театре. Бесспорно одно: Белякович – персона. Его ресурс безгранично велик. Он любит театр, как живой организм. И не важно, где он ставит свои спектакли – на своей родной сцене или на сцене театра им. Гоголя, в «женском» (доронинском) МХАТе или в самурайской Японии – это будет праздник. Ведь праздник – не только кредо актеров театра «На Юго-Западе», но принцип работы их идейного вдохновителя. В театре не должно быть места скуке. Яркая зрелищность – обязательное условие спектаклей Валерия Беляковича. Он любит быть артистом.
СЦЕНА БЕРЕЖЕТ ЕГО
«Мэтр, Ваш выход!», - для забавы Парижа Мольер будет смешить партер и «Солнце Франции».
«Кабала святош» М. А. Булгакова стала художественным материалом для спектакля «Мольер», где главную роль в смену с Виктором Авиловым играет Валерий Белякович.
Конфликт художника и власти. Мольер тихо опускается в потертое синее кресло за гримировочным столиком, и, как перед иконой, произносит перед зеркалом последнюю молитву, готовясь выйти на сцену. В этом кресле прощается со сценой Мадлена. За этим столиком Муаррон подписывает себе приговор, соблазняя жену Мольера. Старое бархатное кресло стоит перед столом, как перед плахой. Боль и отчаяние отражаются в зеркале.
Король Людовик ставит Мольера на колени, называя СВОИМ актером. Но король французской драматургии не червь, он писатель. Он обязательно сыграет своего «Тартюфа»!
Рука Мольера взметнулась в воздухе, сделала легкий виток и упала беспомощно. Идет последний спектакль, и сцена залита болью. «На сцену! Все на сцену! Зритель требует. Партер ждет». Мольер верит: шпага мушкетера не достанет его на сцене. Он верит, что сцена сбережет его. Но сердце не выдерживает. Искореженная музыка и гримаса боли. «Не смейте просить деньги обратно! Господин артист умер! Умер на сцене…» «Ты так играл, ты был король! И вот теперь вакантна роль». Прощай, король! Нет… Виват!.. Виват, король! Виват, художник.
ИСТОРИЯ ПСОВ
Мольер оказался ненужным в новой жизни. Как оказались ненужными в этой жизни собаки, которых сыграли люди – актеры театра. Пьеса К. Сергиенко стала сегодня актуальной как никогда. Спектакль называется «Собаки». Белякович «прокричал» историю псов, у которых мечта – конура и ошейник, их воля – овраг. И кто красивее в этой истории: человек или сучка по кличке Красивая? К концу спектакля на многие вопросы находишь ответ. У каждой собаки должен быть свой человек. И хочется верить, что главное не в том, чтобы уметь кусаться, а выживет тот, у кого крепче зубы, и человеческий кров – не обманка. «Серебряная луна, печаль нашу посеребри, пусть по серебряной нитке горе и печаль уйдет». Нитка серебряная – надежда серебряная.
Зеркала, составляющие заднюю часть сцены, как будто приставлены к нашим поступкам. Они не только зрительно расширили площадку для игры, но отразили цвет отчаяния Черного, Гордого, Головастого, Крошки, Хромого, Жужу, Ямомоты изнутри, и через их вой и боль заставили нас увидеть тот ужас, который мы устраиваем своими руками. Не хотелось бы, чтобы зрители-люди уходили со спектакля бесконечно расстроенными, с чувством глубокой безысходности, но пусть спектакль поможет нам стать чуточку добрее.
СЕСТРЫ
Белякович в очередной раз показал «Собаками», что он не намерен довольствоваться лишь удобоваримым легкоусвояемым для всех. Он долго шел к СВОЕМУ Чехову, к СВОИМ «Трем сестрам». Наверное, действительно «последним сестрам уходящего века», как шутливо заметил Валерий Романович. Хронометраж отсчитывает последние минуты. И рояль здесь появляется как со старой ленты кинохроники, где ужас катастрофы кажется сильнее от разбитой скрипки, искореженной детской коляски, изломанной куклы. Белякович не затем так долго носил в себе идею постановки А. П. Чехова, чтобы одеть Ирину, Машу и Ольгу в платья начала ХХ века, он облачает их в камуфляж. Это кажется нелепым, как и нелепо на первый взгляд прощание Маши с Вершининым, цитирующей: «У Лукоморья дуб зеленый, ЗЛАТАЯ ЦЕПЬ на дубе том…»
«Если бы только знать, зачем мы живем, зачем страдаем?», - долгим послевкусием разливаются слова надзирательницы лагеря, извините, настоятельницы гимназии Ольги. И под марш барабанной дроби, смешанной с какими-то уже ненужными полупьяными романсами, проходит жизнь сестер Прозоровых, которые сами не верят в то, что они будут обязательно счастливы, когда вернуться в Москву. Они уходят со сцены, толкая впереди себя рояль. «Надо жить!», - кричит Маша. В конце ХХ века я выбираю жизнь, но не выживание. В. Белякович «защищает» своих «сестер», облекая их в камуфляж, и пусть это воинская обязанность, но все же они должны ее пройти, они должны прожить, пережить это время для того, чтобы прийти к своему счастью.
О ВЕЧНО МОДНОМ БУЛГАКОВЕ
Счастье нескольких людей, пусть даже двоих, способно творить чудеса. Оно, как эхом, отдается добротой и добром в сердцах людей. Надо только обязательно в это верить. «Каждому будет дано по его вере», - как заклятие произносит «дух зла, повелитель теней» - булгаковский Воланд. Рассказывая о Беляковиче-режиссере, я не могу не упомянуть об одной из лучших его работ – о спектакле «Мастер и Маргарита». Предельная строгость сценографии, выразительность актерской игры создают атмосферу смешанных чувств. Черный, красный, белый – эта нехитрая цветовая гамма, смешиваясь на палитре сценического пространства, способна нарисовать картину безграничной любви и вселенской катастрофы. Смерть и неизвестность, кровь и страсть, любовь и чистота – все умело перемешивает рука Творца, а в данном случае художника - Валерия Беляковича, который потом смелыми мазками «вырисовывает» удивительные события на Патриарших. В Москве «Мастер и Маргарита» - вечно модный спектакль. Это можно утверждать, побывав на любимовском «Мастере…» на Таганке. С уверенностью об этом заявляю, в который раз приходя на «Юго-Запад». Но почему именно постановка В. Беляковича доставляет мне почти физическое наслаждение? Остановлюсь на некоторых моментах, которые, на мой взгляд, несколько «смазывают» работу Ю. Любимова.
У Юрия Петровича была замечательная идея – собрать в этом спектакле ключевые элементы реквизита со всех спектаклей. Но в данном случае идея переросла содержание. И вот глыба фигуры Виталия Шаповалова и некогда всесильного Понтия Пилата скована в картинной рамке из «Тартюфа». Он бегло, но с выражением читает булгаковский текст. И лишь иногда Пилат выходит из спокойного равновесия, но артиста чисто физически сдерживает неуместное золотое обрамление. От головной боли ершалаимского игемона – Валерия Афанасьева («Юго-Запад»), от его трагедии зритель сам ощущает физическую боль.
20 лет назад на Таганку рвались, чтобы посмотреть на «голую тетку на сцене», но, конечно же, ее там не находили. Маргарита у Булгакова – не красавица, но она притягивает незаметной, еле сдерживаемой сексуальностью. Ольга Иванова («Юго-Запад») обладает не только красивыми формами, но этой неприкрытой эротичностью. Легчайшая ткань платья свободно разливается по ее фигуре, когда она летит на сатанинский бал. Сцена ночного полета Маргариты «Таганки» выполнена очень интересно, но банное полотенце, обмотанное вокруг фигуры ведьмы, из которого как «кусочки секса» почти вываливается грудь, так же нелепо, как и рама Понтия Пилата. Я понимаю, что 20 лет назад это было верхом смелости, но время идет, спектакль должен не просто жить, он должен развиваться. И если уж нельзя обойтись без голого силуэта королевы бала, которая волнует воображение прыщавых юнцов, то обнажить тело можно и на обыгрывании света и тени, как это было у Марка Захарова в «Юноне и Авось», где хрупкая фигурка Девы Марии как будто растворялась в воздухе. Здесь же все происходит, как на приеме у врача: плащ скинула, показала себя, пообщалась с другими, плащ накинула, развернулась и ушла.
Да и это не главное. Жаль, что Юрий Любимов не только ограничил действия некоторых персонажей, но и попытался загнать во временные рамки сам спектакль. Актеры как будто спешат играть, они быстро проговаривают свои реплики, и сила представления несколько затушевывается.
В. Белякович же, пусть показал меньше сюжетных сцен романа, но даже в долее усеченном варианте спектакль идет гораздо дольше. И актеры вдумчиво, давая время на осознание всего происходящего на сцене, показывают историю любви, прозрения и очищения.
САМЫЙ СМЕЛЫЙ СПЕКТАКЛЬ СТОЛИЦЫ
Одна из последних работ Валерия Беляковича – спектакль «Щи». Это, что называется, прочтение без купюр. Пьеса Владимира Сорокина – это литературный шок (даже в наше бесцензурное время). Спектакль на «Юго-Западе» - это скандал. Хотя эта работа показалась мне даже очень симпатичной, все же я покидала зал в некотором смущении. Здесь – утопия и реальность, кулинарная книга о вкусной и здоровой пище и баланда на нарах. Но главное, все это приправлено хорошим, крепким матом. Я все время ловила себя на мысли: почему этот, казалось бы, сделанный на потребу, спектакль не кажется пошлым. Может быть, потому, что главные герои не какие-то там урки, а повара в законе (я уже говорила, что здесь показано утопическое будущее России, когда в лагеря ссылают за самые тяжкие преступления – убиение курицы, коровы, всякой другой живности и приготовление блюд из мяса). На сцене так вкусно рассказывают забытые кулинарные рецепты, что почти слышишь запах телячьей отбивной, борща московского, бараньей котлетки, царской ухи и еще сотен вкусных и полезных блюд. А мат? Ну куда же без него русским мужичкам? В аннотации к спектаклю режиссер извиняется за отсутствие «чернухи» и ненормативную лексику, «необходимую для характеристики душевной обнаженности персонажей». И уже нет ощущения, что эта постановка – на потребу сегодняшнего зрителя. Герои спектакля чувствуют на русском языке, пусть и на не литературном.
ОН ЭТО ЗНАЕТ
Так в чем же секрет режиссера Валерия Беляковича? Может быть, в том, что он смел в выборе материала для своих работ? Он не боится экспериментировать с драматургией. Почему не попробовать поставить на одной сцене Шекспира и В. Ерофеева, Э. Ионеско и В. Сорокина, А. Камю и М. Булгакова? Он бросается от академичных постановок к почти хулиганским, от выдержанно спокойных к скандально непривычным.
А может быть, секрет в чувстве меры, в лукавости и ироничности самого «короля», который точно знает, что надо сделать для того, чтобы его королевство никогда не опустело и только процветало.
Я уважаю режиссера Валерия Беляковича, не боящегося огня, и безгранично люблю актера Валерия Беляковича за его ироничную улыбку, за лукаво-добрый прищур глаз на светлом лице, за трагизм его Клавдия и даже за то, как по-мальчишески щиплет его Беранже Первый аппетитные женские бочка. И я просто люблю это волшебное королевство театра, которым умело правит Мастер.