К концу года афиша Театра на Юго-Западе пополнится премьерой. Спектакль по произведениям Маркуса Зусака «Книжный воришка» ставит на большой сцене режиссер Максим Лакомкин (Макс Ладо).
Предыдущие работы постановщика – «Маленькие убийства» (Д. Файффер), «Циники» (А. Мариенгоф), «Я» (А. Марков) отличаются глубиной проникновения внутрь человеческой натуры и, прежде всего, внутрь самого себя. Молодой режиссер умеет говорить о том, что касается всех и каждого через личностный взгляд на мир. Это и называется авторским почерком, специфическим и самобытным, который позволяет художнику существовать в искусстве, не теряя индивидуальности.
Максим Лакомкин рассказал о работе над новым спектаклем, об ощущении себя в современном мире, о маленьких людях в паутине большой истории и политики.
- Максим, ты обратился к творчеству Маркуса Зусака, чье самое известное произведение называется «Воровка книг». Как будет называться твой спектакль?
- Мой спектакль будет называться «Книжный воришка». Название неоднозначно, но в нем есть некий образ.
- Ты смотрел фильм Брайана Персивала «Воровка книг»?
- Да, именно фильм побудил меня взяться за чтение произведений Маркуса Зусака и, прежде всего, «Воровки книг». Поставить Зусака на сцене я решил потому, что фильм мне понравился, но чего-то в нем не хватило. Вроде чудесно все играют, но для меня это смотрелось, как трейлер, как анонс фильма. Тем не менее, что-то меня в нем зацепило. Я вышел из кинозала и сразу пошел искать книгу. Прочитал и понял, чего мне не достало в фильме – он хороший, но там не чувствуется чудесный авторский язык, нет его поэзии. Зусак – потрясающий писатель, а они сделали просто бытовую историю. Степень красоты языка, его образность в фильме не передали. Даже ключевой персонаж – Смерть, от имени которого ведется повествование, у них фигурирует закадровым голосом в начале и все, хотя вся история рассказана через этот персонаж, им самим рассказана! Очень много всего в романе интересного, что исчезло на экране.
- В произведениях Маркуса Зусака поднимаются большие философские вопросы. На каких темах ты ставишь акцент в твоем спектакле? И насколько актуальна для тебя сейчас тема фашизма, затронутая Зусаком?
- Я считаю, что любое общество склонно быть тоталитарным. Даже наш маленький театр – это все равно небольшая тоталитарная система, как и любой коллектив: если сидят два человека и разговаривают об одном и том же и полностью друг с другом согласны – я считаю, что один из них врет. Я убежден, что мир устроен исключительно так – уж больно мы друг на друга не похожи. Люди по своей природе не склонны находить общий язык, а когда больше двух человек говорят одно и то же, я начинаю сомневаться в правдивости высказывания большинства из них. Так или иначе, кто-то всегда идет за кем-то.
В своих спектаклях я не затрагиваю глобальных тем, а стараюсь говорить о чем-то маленьком. Современный мир так скор и огромен, что не дает права на маленькие чувства. Когда-то существовала такая, на первый взгляд, негативная формулировка – «мещанское счастье». Сейчас его практически не существует, мы стали очень публичны. Герои моего спектакля, они как бы в «домике» – есть у меня в спектакле такой образ. Они его носят с собой везде и всегда. В большом и бурлящем потоке жизни они пытаются найти себе местечко на окраине, где можно просто тихо жить и творить свою маленькую историю, не растворяясь в большом потоке. Мы все растворяемся в нем, и в этом есть некая безысходность. О чем-то таком мой спектакль.
О фашизме конкретно я не говорю, скорее об обществе. Не о его жестокости, а о том, что мы так созданы: «те, кто не с нами, те против нас». 99% людей устроены так: «либо ты со мной, либо ты не со мной». Общество очень радикально, и я вижу, что у нас в стране сейчас гуляют очень радикальные ветра. О чем мы сейчас чаще всего разговариваем? Исключительно о том, что у нас есть враги, есть друзья, на нас нападают, мы защищаемся....Мне кажется, мы близимся к опасной русской поговорке: «Война все спишет», потому что в условиях повышенной опасности все методы хороши.
- Раньше мы разве жили иначе? В советское время не искали вокруг врагов?
- Так было всегда! Но я не об этом хочу говорить, а, как в «Самоубийце» (пьесе Н. Эрдмана): «Дайте нам право на шепот!». Я просто жить хочу и радоваться жизни. Отстаньте от меня! Я лично не против вас или кого-то.
Так и герои Зусака – они же не против чего-то, они хотят просто и правильно жить. По сути, все вещи, которыми мы сейчас руководствуются – закон, мораль, это все равно некий диктат. Мы его даже не чувствуем: нам дали догмат, и мы с ним живем. Такое понятие, как совесть, оно индивидуально и дано всем с рождения или же совесть воспитана в нас какой-то чередой событий. Мы все реже употребляем это слово, это понятие, хотя жить по совести, по-моему, важнее, чем жить по закону.
- Ты считаешь, это возможно, чтобы мир жил без закона, только по совести?
- Нет, конечно! Я – маленький человек из маленького города. Маленькое существо в большой государственной машине. Я пользуюсь законом? Да он мне не нужен! Он был бы нужен мне, если бы я занимался крупным бизнесом, работал бы в полиции....Я с законом практически не встречаюсь нигде. У меня нет поводов пользоваться законом.
- Но ты же и не идешь против закона, не станешь, например, воровать?
- У меня нет к этому побуждений! Я не оскорбляю людей, не наношу урона, и таких людей – миллионы. Они сталкиваются не столько с законом, сколько с моралью. Я живу по совести.
- Героиня спектакля подворовывала книги, хотя ей разрешили их брать. Она по закону или по совести жила?
- Краж в прямом смысле слова там нет. Ей было позволено брать книги. Ей открыли окно, ее практически впустили. Там есть параллель – книги и человек. Как две книги не похожи одна на другую, так и два человека не похожи друг на друга. Человек рассматривается, как некая вселенная. Героиня относится к этой ситуации не как к воровству, а по-другому. Ровно также она потом начинает относиться к еврею, которого укрывают ее приемные родители – как к некоему миру, отдельному существу, заслуживающему существования. То есть, не по закону она не поступала
Мы ведь тоже живем в бурное время, стараемся разрушить что-то плохое, протестуем против чего-то. Например, я, как и многие, вынужденно являюсь пользователем фейсбука, и он меня очень сильно утомляет: там все время что-то кричат, шумят. Мне всегда казалось, что самое правильное – противопоставлять плохим историям хорошие. Надо просто что-то делать. Вот и герои спектакля ни разу громко не протестуют ни против Гитлера, ни против системы. Они делают.
Я думаю, самая правильный подход к жизни сегодня – это в хорошем смысле эгоизм. Во всяком случае, в тех аспектах, которые сейчас от нас требуют экстравертной позиции. Очень хочется, чтобы тебя не касалось все это. Почему я должен такие большие государственные вопросы решать, зачем мне это? Я просто хочу воспитывать своих детей, разговаривать с друзьями, пользоваться счастьем разговаривать с моими зрителями, о том, что мне самому интересно. Почему я должен участвовать в каких-то огромных событиях, в насаждаемой нам вражде с Европой и Америкой, потому что мне все время твердят, что они дебилы, враги, маргиналы, злодеи с ядерным оружием? Для меня американцы – великая нация Фолкнера, Хэмингуэйя. Я чувствую, как меня призывают к каким-то великим делам, а я не хочу этими большими делами заниматься, а хочу чаек из стакана в подстаканнике пить. Думаю, таких людей очень много. Мы устали, наверное.
- Кто адаптировал прозу Зусака в пьесу?
- Я сам. Я не придерживаюсь четко текста, диалогов – всегда, если мне надо что-то дописать – допишу, убрать – уберу. Я переписал сюжет серьезно, поэтому авторство мое, Макса Ладо, но на основе произведений Маркуса Зусака.
- Еще где-то его произведения на сцене ставились?
- Я не видел.
- Когда ты читал и понимал, что хочешь это поставить, ты сразу представлял себе, кто кого сыграет у тебя?
- У меня всегда есть варианты. Сначала материал долго где-то внутри отлеживается, а в голове происходит в это время личный кастинг. Некоторых персонажей вижу поодиночке, некоторых вдвоем, некоторых даже втроем в плане актерского состава. Я ничего специального не делаю, просто поселяю их у себя в голове, они там живут в этом коллективе, потом волей времени и обстоятельств я принимаю решение. Вижу, например, что кто-то ярче там заиграл.
- Ты всегда находишь интересный, неизбитый и нераспространенный материал для своих работ. Как ты отбираешь пьесы? И почему чаще обращаешься к прошлым временам? Актуальность не интересует?
- Я считаю, что искусство – субстанция вне времени. Я никогда не задумывался, что современно в моих работах, что нет, потому что для меня все в них безумно актуально. Мне кажется, художник существует в области идей, а идеи вечны. Я даже не задаюсь вопросом, в какое время происходит действие моих спектаклей. Для меня все происходит сегодня, хотя понятно, что есть привязки ко времени с точки зрения истории. Я много читаю, и книжки растворяются во мне. Если материал цепляет, то я его ставлю: то, что во мне отзывается, то, о чем хочу говорить.
Премьера «Книжный воришка» состоится 24, 25 декабря в Театре на Юго-Западе.
Оригинал статьи можно прочитать здесь