Сразу признаюсь: название придумала не я - это строчка из статьи Льва Аннинского. Но Лев Александрович простит мне плагиат - ведь это я 23 года назад привела его в Театр (тогда еще театр-студию) на Юго-Западе. А строчка эта очень точно определяет суть театра, что я и попробую показать. Итак...
ДЕРЗКИЙ
Это определение имеет два смысла, ибо происходит оно от двух глаголов: "дерзать" и "дерзить", - и оба они соответствуют духу Театра на Юго-Западе. Помните у Ломоносова: "Дерзайте, ныне ободренны..."? С такого дерзания и началась история театра.
Из интервью Валерия Беляковича:
Когда мы это начинали - в 1974 году, я ничего не задумывал. Я просто позвал своего брата Серегу и его одноклассника Витю Авилова и сказал им: "Давайте делать театр". Я тогда работал в востряковской библиотеке... Мы надумали сыграть "Женитьбу", и были мы такими наивными идиотами, просто счастливыми. Ездили по разным общагам, расклеивали объявления, что такой-то театр набирается...
Так в востряковском клубе зародился будущий известный и, не побоюсь сказать - всемирно известный, театр. С этой дерзости, с этого дерзания тогдашнего студента ГИТИСа Валерия Беляковича.
А разве не дерзостью было взять темный и сырой подвал на проспекте Вернадского, чтобы сделать из него театральное помещение? Как его делать, какими силами? Не было ни материалов, ни оборудования, не специалистов. Все сделали своими руками. И вот есть театр, хоть и маленький, но настоящий - не клуб уже. Но кто будет в нем играть? Вся "команда" Беляковича состояла из не имеющих никакого, не говоря уж о специальном театральном, образования востряковских ребят и совсем зеленых девчонок и мальчишек из руководимого им драмкружка Дворца пионеров. Но режиссер уже видит свой театр - и дерзает. И ставит в этом тесном зальчике на сто зрительских мест с этими не знающими азов театрального искусства артистами не что-нибудь , а русскую классику: Гоголя, Крылова, Соллогуба, Чехова. И серьезную зарубежную драматургию: "Жаворонка" Ж. Ануя и спектакль, состоящий из двух пьес - "Эскориала" М. де Гельдероде и "Что случилось в зоопарке" Э. Олби. И булгаковского "Мольера".
И народ валом повалил в новый театр, и вот уже маленький зальчик забит до отказа: скамейки для зрителей ставятся прямо на сцену, а на ступеньках и в проходах на принесенных отовсюду стульях, табуретках, коробках из-под фруктов сидят счастливцы, которых пустили уже после третьего звонка и большой утрамбовки. (На ступеньках и в проходах сидят и сейчас - эта система хорошо отлажена.) Но дерзость режиссера не знает границ, и вот в 1984 году он замахивается на постановку самой великой пьесы всех времен и народов - "Гамлета". Он прекрасно понимал, как трудно будет его актерам постичь глубинный смысл этой "сновидческой", по выражению В. Набокова, пьесы, как сложен будет для них ее поэтический текст. Он рассчитывал на их интуицию и работоспособность. И, безусловно, на Виктора Авилова с его необыкновенным даром перевоплощения. И расчет оправдался - "Гамлет" стал одним из лучших спектаклей Театра на Юго-Западе. Когда его показали на фестивале в Эдинбурге, то на следующий день все тамошние газеты вышли с фотографиями Авилова в роли Гамлета.
Можно много говорить о дерзости (в смысле дерзновенности) Театра на Юго-Западе. Но обратимся к другому значению слова "дерзки". О, этот театр умел дерзить в советские годы, умеет и теперь. Его спектакли времен "застоя" - такие, как "Старый дом" В. Казанцева, "Самозванец" Л. Корсунского - показывали правду жизни без всяких прикрас, они несли в себе глубокое обобщение и были остро социальны. Но, пожалуй, самой дерзкой "выходкой" этого театра был "Дракон" Е. Шварца - пьеса, запрещенная к постановке во всех без исключения театрах страны.
Из интервью Валерия Беляковича:
Сыграли мы его первый раз 13 декабря 1981 года. Тогда как раз разгромили "Солидарность", и к власти пришел Ярузельский. А у нас Третья голова Дракона - ну точно он! Что тут поделаешь: вид у него, у Ярузельского, такой нечеловеческий - просто оболочка какая-то в темных очках... Но эти параллели в "Драконе" - они вечные.
И шел себе "Дракон" в маленьком театре на окраине столицы, давая пищу для "опасных" размышлений и сопоставлений, а партийные власти ничего об этом не знали. А тем временем молодой режиссер позволил себе новую дерзость - поставил "Носорогов" Э. Ионеско. И хотя пьеса эта абсурдистская, но её антитоталитаристской направленности невозможно было не заметить, а потому она тоже не ставилась в нашей стране. И вот в 1982 году "Носороги" выходят в Театре-студии на Юго-Западе, да ещё с сильно акцентированным социальным подтекстом. Об этой крамоле становится известно в театральных властных структурах. Появляется приказ об идеологических ошибках в постановках "Бориса Годунова" в Театре на Таганке, "Самоубийцы" Эрдмана в Театре Сатиры и "Носорогов" в Театре на Юго-Западе (тут уж маленькую студию определяют в театры). "Бориса Годунова" и "Самоубийцу" запрещают, а Театр на Юго-Западе закрывают. Немало сил было затрачено на то, чтобы разрешили продолжить играть.
Дерзкий "Юго-Запад". Он дерзает и дерзит и сейчас. Дерзает, создавая спектакли, порой спортивные, но вызывающие отклик в наступившей после Перестройки новой реальности. Дерзит, показывая её язвы и изъяны. Достаточно посмотреть одну из последних премьер - "Оперу нищих", чтобы понять насколько актуальным и острым остаётся этот театр.
ПРИКОЛЬНЫЙ
Понимаю, что блюстители чистоты русского языка осудят меня (а заодно и Аннинского, что немного успокаивает) за это слово. Но что делать, если именно оно соответствует тому, что является важным элементом стилистики этого театра. Первым спектаклем, на который я сюда попала, была "Встреча с песней" - своеобразный спектакль-концерт, в котором пародировались исполнители шлягеров конца 70-х - начала 80-х. Под фонограмму артисты "исполняли" популярные в то время песенки, изображали рок- и поп-группы. Веселье царило на сцене и захватывало зрительный зал. Здесь не было сатиры - упаси Боже! - актёры любили тех, кого изображали. Они не смеялись над своими героями. Это были именно "приколы", или - в не совсем точном переводе - озорство. "Встреча с песней" и сейчас остаётся в репертуаре театра. Шлягеры меняются, а озорство остаётся. И зал по-прежнему забит до отказа, и публика заряжается безудержным весельем, бьющим со сцены. Это озорство, это веселье возникало и в других спектаклях.
Из интервью Валерия Беляковича:
Мы следуем нашему темпераменту, нашему восприятию мира, нашему юмору, который у нас общий - мы смеёмся одному и тому же. Но при этом наши души резонируют кому-то, с кем-то совпадают. Они совпадают с Гоголем, с Ионеско, с Булгаковым, с Шекспиром...
Да, этот "прикольный" театр может играть и веселую комедию, и сатиру, и гротеск, и социальную драму, и трагедию. В его репертуаре "Ревизор" и "Женитьба" Гоголя, "Сон в летнюю ночь", "Укрощение строптивой", "Ромео и Джульетта", "Гамлет" и "Макбет" Шекспира. Увы, снят булгаковский "Мольер", с неизменным успехом шедший на этой сцене четверть века. А вот уж кто резонировал... Актёры играли в "Мольере" словно бы самих себя. Эти люди радуются тому, что у них есть возможность "играть на театре". То есть заниматься любимым делом, и не просто любимым - единственным. У них есть учитель - Мастер, фактически создавший их и взявший на себя ответственность за них, и они рядом с ним - тоже творцы, каждый из которых создаёт свой мир, свой образ. Но за этим внешним благополучием ощущается тревога. Их мир замкнут, и только в нем они что-то значат, что-то могут. А если он разрушится - что будет с ними? Это ощущение очень тонко передавалось в спектакле. Оно возникало в сцене ухода из театра Мадлены Бежар - первом сигнале крушения. Ирина Бочоришвили играла уход своей героини из театра, как высокую трагедию - как уход из жизни. Прощание Мадлены Бежар с театром в полной тишине и ночном полумраке и звук её удаляющихся шагов задавали тональность всему последующему действию. И заключительным аккордом этой темы была сцена перед развязкой, когда все актёры, сгрудившись вокруг Мольера (одна из лучших ролей В. Авилова), сидят такие потерянные, такие незащищенные.
"Мольер" был знаковым спектаклем, своего рода манифестом первого этапа жизни Театра на Юго-Западе. Таким знаковым спектаклем второго, сегодняшнего этапа мне представляются "Куклы" - трагифарс В. Беляковича по пьесе испанского драматурга Хасинто Грау "Сеньор Пигмалион". И, кстати, в нём, несмотря на всю серьёзность замысла, много "приколов".
ВЕЧНО ЮНЫЙ
Театр на Юго-Западе за 30 лет своего существования воспитал не одно поколение. С самого начала - со дня его появления в подвале на проспекте Вернадского - в него потянулась молодёжь. И это понятно, исходя из его дерзости и прикольности. Молодёжь веселилась вместе с актёрами, а дерзость - это и её, молодёжи, главное качество, так что этот дерзкий и прикольный театр стал для неё культовым. В его репертуаре, помимо классики, которую ребята проходили в школе, а тут получали новую её интерпретацию (надо сказать, что театр никогда не отступал от духа и буквы классических произведений, всё шло "точно по тексту"), были и пьесы с "молодёжной тематикой": "Старый дом", "Самозванец", "Три цилиндра", да и "Дракон", помимо всего прочего, сказка о любви смелого рыцаря к прекрасной девушке. Театр на Юго-Западе умел придать теме любви космический, вселенский смысл и вызвать в юных душах протест против пошлости, разрушающей всё светлое и прекрасное, против подавления воли. Театр сеял "разумное, доброе, вечное" и делал это без риторики и дидактики. И потому стал он властителем дум и душ молодёжи. Ребята были готовы делать в нём всё: встречать зрителей, мыть полы, расставлять стулья для безбилетных зрителей, и каждый надеялся, что его возьмут "в актёры".
Из интервью Валерия Беляковича:
Ну а мы-то, мы-то кто были? Мне было тогда 27, а им - по 24. Ну что это за возраст? Сейчас для меня и 30 лет - это просто мальчишка.
И вот Театру на Юго-Западе 30 лет, а значит, он - "просто мальчишка".