Как отражается в культуре постмодерна литературное сознание? И более всего в бедствующей России, где наряду с традиционными алкоголем и никотином, художественная литература так же традиционно помогала многим людям мечтать о лучшей жизни? Московский писатель Владимир Сорокин, которому его собственные прогнозы о конце культуры никоим образом не мешают вдохновенно сотворять собственную литературную продукцию, осветил функцию литературы в современном русском обществе в своей драме, которая впервые поставлена в маленьком Театре не Юго-Западе в Москве. Пьеса с заголовком "Достоевски-Трип" показывает, что искусство слова сегодня не что иное, как наркотик, средство, производящее стимулирующее действие и вызывающее галлюцинации, плюс ко всему эта материя имеет безусловно разрушительное действие, и после психического возбуждения, вызванного ею, жаждущие люди снова повергаются в свою внутреннюю пустоту.
Сорокин выводит семерых человек, изнемогающих от жажды дозы. Сцена, которую они населяют, выглядит, как мрачные, кругом зарешеченные задворки. Единственный реквизит - большие металлические бочки, которые нагнетают атмосферу свалки, и на которых актеры выстукивают нервные барабанные концерты и используют их как цоколь для себя. Прежде всего дебатируются вопросы о различиях между беллетристическим наркотиком, о нервном возбуждающем действии Селина и Жене, о притупляющем - Фолкнера, о препарате Толстой, чьи адепты тоскуют по гармонии. Это, по выводу, который можно сделать из пьесы, осталось от литературных салонов начала века и интеллигенции: отчаявшаяся молодежь в поисках все новых нервных раздражителей. На самом деле адепты левых произведений искусства экспериментируют с различными наркотиками. Однако мастеров "высоких технологий" русские не могут себе позволить. Они должны удовлетвориться более скромным Достоевским, смиренный стиль которого сочетается со напряженностью русской души.
Препарат превращает жаждущих дозы в персонажей романа Достоевского "Идиот". Они играют ту сцену, в которой Н.Ф., выросшая как юная содержанка, по очереди предлагает себя в невесты то сердолюбивому Гане Иволгину, то добросердечному Мышкину, то страстному распутнику Рогожину. В завершение скандальной сцены героиня отвергает предложение князя и за сто тысяч отдается Рогожину, бросает в камин пачку банкнотов, чтобы насладиться зрелищем Гани, вытаскивающего эти деньги голыми руками из огня. Испытанный прием Сорокина позволяет опрокидывать сцены, нарушать равновесие, превращать персонажей в карикатуры на самих себя. Н.Ф. в своих фантазиях устраивает оргию мирового пожара, Рогожин хочет обладать всеми женщинами. В то время как князь хочет взять на себя страдания всех несчастных детей, а Ганя мечтает о безмерном богатстве. Сам по себе сверхнапряженный Достоевский еще раз и еще более заострен русскими.
Однако скоро потенция Рогожина исчерпывает себя, огненная машина Н.Ф. загрязняется и отказывает, у князя наступает нервное истощение. Опустошенные и разочарованные, персонажи возвращаются в свое обычное Я, чтобы на самой низшей ступени кайфа разрядить свои душевные невзгоды в психоаналитических рассказах и воспоминаниях о детских травмах. После того, как они таким образом снимают напряжение, все они впадают в смертельное оцепенение. Подоспевшим дилерам не остается ничего другого, как констатировать, что "Достоевский в чистом виде смертелен".
Актеры Театра на Юго-Западе разыгрывают эти наркотические дебаты и фрагменты из романа Достоевского с большой экспрессией. После текстов из "Идиота" следуют бурные танцы, аранжированные в современных музыкальных ритмах. При исповедях доминирует приглушенный тон. Актеры, следуя режиссуре Валерия Беляковича, рассказывают о сексуальном или сопряженном с насилием детском опыте своих персонажей, эти рассказы звучат под минимальную музыку а ля Фил Гласс, с описанием мест, где протекало их детство, снова являющееся перед ними во всей своей безотрадности. Картина конца с семью поочередно гаснущими огоньками на бочках еще раз представляет крупным планом мысль о злокачественной энтропии и человеческих потерях, мысль, которая протянута через весь спектакль.
На фоне застоя на русском театре работа В. Беляковича, его простая, непретенциозная постановка Сорокина, такая же (сценичная) эффективная, как сама драматургия, представляет достижение, которое трудно переоценить.
Перевод Н.Кайдаловой