Театральная жизнь Москвы кипуча, разнообразна. Конфликтов и гротескных ситуаций в ней больше, чем премьер. Основной театральный островок, конечно, в центре, где уютно расположились академические театры. Они отсчитывают свою историю от Станиславского, Мамонтова, Вахтангова, Немировича-Данченко, Морозова… Более новые расселялись по Москве – там, где давали помещения. С репертуаром академических я знаком с детства. Это классика! Традиционные школы: МХАТ, Малый, Вахтанговский… А вот с театрами «нового поколения» знакомился лишь эпизодически, когда появлялись скандальные рецензии. Зритель выбирает театр по репертуару, режиссеру, актерам, по совету соседей или исходя из близости к дому. Я выбирал иначе: как можно дальше от «центра культуры», у самой окружной дороги.
Театр на Юго-Западе, андеграунд! В 1970-е его создал Валерий Белякович, и начинался он с театральной студии, в подвале. Сегодня фойе полно. Или потому, что оно тесное, или потому, что театр полон. Молодые, пожилые – с одинаково горящими глазами. Актеров знают и любят. Или не знают, но любят с первой минуты. Первый спектакль «Дракула». По авторству – это не моя пьеса, но, построенная Беляковичем, она стала мостиком в театр. Поставленная по мотивам книги Брэма Стокера, вместо традиционного она приобретает философское и неожиданно музыкальное звучание. Актеры хороши с первого выхода.
Когда закончился спектакль, никто не рванул «первым за калошами»! Долго аплодировали уже опустевшей сцене. Уходить не спешили, обсуждали. Заметно, что многие видят спектакль уже не первый раз. Цветы – не как в академическом, корзинами, а небольшими букетиками — от сердца. Твердо решил: посмотрю еще несколько спектаклей. И спустя неделю отправился в очередной тур.
Принято считать, что театр начинается с вешалки. Для меня Московский театр на Юго-Западе начинается с предвкушения. Еще в пути, не думая, куда приткнуть машину, я пред- ставляю, каким будет выход на сцену актерской труппы.
Сидя в зале, я наблюдал за эмоциями зрителей. Каждый реагирует по- своему, но, мне кажется, чувствует игру и сцену, как будто сам на ней находится. Это театр «искушенного зрителя», даже если он, зритель, пришел в первый раз. В этот день давали «Сон в летнюю ночь».
Театр Беляковича, быстро набрав популярность, становился любимым камерным театром. Зал и сцена живут единой жизнью. Они как бы на равных. Нет традиционной оркестровой ямы, да и подиумом эту сцену не назовешь. В зале всего 120 мест. Долгие годы художественный руководитель пробивал проект: строительство нового театра с большим залом, репетиционной сценой и другими необходимыми театральными атрибутами. Проект жил на бумаге. И вот спинозовым решением Департамент культуры убивает двух зайцев: дает Беляковичу большую сцену и зал, а театру Станиславского — художественного руководителя. Это случилось больше года назад, когда Белякович возглавил театр Станиславского.
И вот я отправляюсь в следующий тур. Ощущение — как во время поездки в Рим или Лондон, где уже единожды был, но столько не успел посмотреть!
В этот день — спектакль «Люди и джентльмены». Первая режиссерская работа нового художественного руководителя Театра на Юго-Западе. Полистал отзывы. Критика слегка скалилась. Спектакль продолжал стиль Беляковича. Я даже подумал, что он водил дирижерской палочкой своего преемника. Но это только первое ощущение. Авторский финал Олега Леушина, на мой взгляд, сделал спектакль его самостоятельным творческим видением, сохранив традиции театра.
Когда под занавес кланялись актеры, я встал и поклонился им. После спектакля заглянул в кабинет художественного руководителя. Кабинетом это помещение назвать трудно. Этакая тихая рабочая комната: компьютер, письменный стол и вешалка для одежды. Телефон — в кармане.
— Скажите, Олег Николаевич, как Вы оказались в кресле художественного руководителя, почему выбор пал на Вас? Как это все случилось?
— Я и сам не знаю. Позвонил Белякович и спросил: «В каком году ты родился, и твое отчество?» И положил трубку. Через несколько дней вышел приказ Департамента культуры о моем назначении художественным руководителем. Спектакль, который Вы сегодня видели, — моя первая режиссерская работа. Рождалась она с колес, наверное, не очень правильно. Только к концу репетиционного периода я понял, чего хочу в этом спектакле от себя и других актеров. В одном я уверен: дух и стиль театра мне сохранить удалось.
У Олега Леушина нет за плечами режиссерского образования, но есть то, что вполне компенсирует его отсутствие: школа Беляковича и свое собственное актерское «я».
Театр на Юго-Западе — слаженный актерский коллектив. «К счастью, — с удовольствием констатировал Олег Леушин, — труппа сохранилась практически полностью, за исключением естественной ротации: в 2012 году пришли несколько молодых актеров».
Впечатление от спектаклей трудно сложить в единое целое, но есть штрихи — броские и яркие: интересные костюмы и своеобразные декорации. Это не просто предметы, которые придают реальность действию на сцене, это инструмент режиссерской трактовки. В них и лаконичность Мессерера, и брехтовская условность, но это «белякович». Здесь же и королевство зеркал. В одних спектаклях они расширяют сцену, в других — хореографические композиции превращают в шумные балы ушедших веков, в третьих — Зазеркалье вносит в театральное действо фантомный элемент мыслей и представлений.
Но есть одно главное зеркало — сайт театра.
Он летописец, публицист, критик.
Тонкий, элегантный, с юмором.
Сайт — трибуна для всех: актеров, почитателей их таланта, критиков, администрации; даже для Департамента культуры Москвы там нашлось место. А если захочешь выбрать пьесу по вкусу и настроению, сайт лучший путеводитель.
Заглянув на сайт, я заметил, что в последнее время больше всего отзывов на спектакль «Комната Джованни».
Накануне очередной встречи с театром я перелистал Сергея Юрского. Для меня это самый близкий автор, пишущий о театре за сценой и у рампы. Его меткая характеристика: «театр — это кровообмен между сценой и залом». Это как нигде ощущается в Театре на Юго-Западе.
Спектакль «Комната Джованни» набросился мощно и хищно.
Любовь, посаженная за решетку, традиционные и иные отношения попали в окружение буффонады, то приближаясь, то отдаляясь друг от друга, в поисках третьего — истины.
Настоящая и глубокая трагедия — драма жизни потерявших любовь как ее основной смысл. Но внешние режиссерские приемы — для меня — не выделили этот спектакль из остальных. Актеры старались, каждый хотел «протянуть» и донести свою идею сценического образа.
Когда в «клубном подземелье» вспыхивал свет, мне казалось, что Олег Леушин, в спектакле — Дэвид, щурился от внутренней самокритики. Он блестяще, с легким юмором играет трагедию, как на лезвии бритвы. Алексей Матошин —неповторимый Джованни — грациозный, оставляющий привкус адреналина после каждого своего выхода. Однако ощущения заглушила и смазала буффонада.
Хочется увидеть иную грань — поверьте, это не проявление ханжества: тянет к гоголевскому «Ревизору».
Вот и очередной тур по Ленинскому проспекту — на юго-запад. Путь долгий, море машин, чувствуешь себя не одиноким, может быть, соседние автомобили движутся к тому же театральному адресу.
Пожалуй, всякий драматический театр считает необходимым украсить пьесой Гоголя свой репертуар. А в Москве этих постановок, почитай, как свадеб, — на каждом углу. И за всем происходящим Николай Васильевич наблюдает со своего бульвара, где с помощью скульптора Томского благополучно устроился почти на вечное поселение.
Невдалеке, в Арбатских переулках, поселился другой Гоголь, созданный Андреевым. Они, хоть памятники одному и тому же человеку, весьма разные по взгляду на жизнь. Тот, старый Гоголь, саркастично желчен, а новый, что на бульваре, моложе и веселее. Думаю, отсюда и пьесы разные.
Гоголь — гений. Критики считают, что гений — это тот же человек, но живущий после смерти. Как угодно: в памяти людей или в бронзе.
Классика в театре — это прекрасно. Одни режиссеры защищают ее от всяческих вторжений и редактуры, другие пытаются сделать более понятной и интересной сегодняшнему зрителю. Мы не всегда находим юмор в язвительном Гоголе. Но он, бесспорно, присутствует — и в «Женитьбе» прежде всего. Пьеса писателем делалась на продажу. Гоголю для веселья нужна достойная компания. И она нашлась в Театре на Юго-Западе, где прекрасными партнерами писателя стали режиссер Белякович, артисты театра и зрители.
В театре пьесу играют с таким юмором, что зал захлебывается от хохота.
Прекрасные режиссерские находки, грациозное исполнение муж- чинами женских ролей и прекрасный гоголевский финал — «женитьба без венца».
После спектакля, по дороге домой, я остановился у Гоголя, на бульваре, и спросил у гения, как ему «Женитьба». «В ваше время, — ответил Николай Васильевич, — в Театре на Юго- Западе меня научились понимать!»
Журналистская профессия дала мне возможность посмотреть в театре Все и выбрать Свое. Как на кастинге: «оцениваю» актеров, авторов, режиссуру, свет, декорации в поиске Своего. Слава Богу, мы, наконец, ушли от объективных суждений — не от самих суждений, а от понятия. Конечно, наши оценки субъективны. Когда они совпадают с другими, мы называем их «общим мнением» и даем «генеральский» титул — Объективность.
Куклы и кукловоды. Кукловоды где-то на Олимпе. Они управляют людьми, экономикой, культурой. «Дергая за веревочки», ведут нас по нашему или не нашему пути, заставляют носить удобную или неудобную одежду. Пожалуй, кукловоды — основная сила этого мира.
Размышляя, я включил телевизор. На первом канале шла передача «Минута славы». На экране — куклы. Мини-спектакль. Люди, которые хотели быть куклами на этой сцене. Так, может быть, они, куклы, правят миром. И кукловодам лишь чудится их безграничная власть. Раболепная покорность — только иллюзия, а внутри — негодование и бунт. Одно из самых распространенных понятий в нашей стране — коррупция; это куклы, которые обводят кукловодов вокруг пальца. Очень сложно. Надо бы обратиться к третейскому судье, который считал спектакль «Куклы» своей исповедью.
В Древнем Риме спектакли смотрели стоя. Сцена была священным местом. Однако революционные ситуации навещали театр неоднократно. Одна из самых для меня заметных — брехтовская. Он считал, что театр должен быть перестроен в целом. Не только тексты и не только актеры… Эта перестройка должна вовлечь и зрителя, изменить его позицию.
Брехт считал, что зритель «уже больше не частное лицо, которое „удостаивает“ театр своим посещением, позволяя, чтобы актеры что-то разыгрывали перед ним, потребляя работу театра; он уже больше не потребитель, нет, он сам должен производить. Спектакль без него, как активного участника, теперь лишь половина спектакля (если бы он был законченным без него, он считался бы теперь несовершенным)».
Речь шла о подготовленном зрителе, знающем и понимающем, что он видит на сцене.
«Внук» Мейерхольда Валерий Белякович, создав «революционную ситуацию» на собственной сцене, свершил революцию умов, ощущений, взглядов…
Его театр — камерный андеграунд — был и остается лишь «репетиционной площадкой». Его реальное воздействие, как радиоволны, уходит за стены Театра на Юго-Западе. Он в Москве и Париже, Токио и Нью-Йорке. Это Сцена «театральной вселенной». Пожалуй, не технически, а гуманитарно он воплотил идею Сергея Образцова «говорит и показывает театр Кукол».
Спектакль «Куклы». Перфоманс: танцы, пение и фабула, выходящая далеко за рамки театрального действа. Под внешней легкостью и изяществом почти библейский сюжет: Создатель и Его творения, Режиссер и его Труппа, фарс и проповедь. «Смотрите и слушай- те, пришедшие сюда для забавы и смеха, — писал Леонид Андре- ев. — Вот пройдет перед вами вся жизнь Человека с ее темным началом и темным концом. Ограниченный зрением, он никогда не будет видеть следующей ступени, на которую уже поднимается нетвердая нога его. Ограниченный знанием, он никогда не будет знать, что несет ему грядущий день, грядущий час, минута». Непредсказуемость и интрига навсегда.
Пигмалионовская статуя одухотворена Беляковичем безгранично. Она дышит, плачет, смеется, проигрывает и бунтует, как в «Спектакле». Куклы — не марионетки. Это лишь их форма. Пигмалион с хлыстом и без. Властный и растерянный. Таков театр. Таким видел, чувствовал и делал его Белякович изнутри. Сегодня он наблюдает за ним в мощный перископ Мастера из центра, с Тверской.
Вера защищает святыни от вторжений. Они лишь принимают поклонение. Это в жизни! В театре может и, наверное, должно быть иначе.
Театр на Юго-Западе — театр настоящий. Он партнер своего зрителя, его властелин. Принято считать, что, посмотрев один раз спектакль, можно составить полное представление о пьесе. А любители Театра на Юго-Западе ходят по десять раз на одну и ту же пьесу, потому что каждый спектакль — это актерский импровиз. Ни в коем случае не стремление изменить режиссерский замысел, а лишь по-новому его «подсветить».
Не будем прогнозировать, каким станет театр через десять лет. Бытует опасение: без Беляковича его оригинальные «картины» будут копиями, которые, конечно, во много раз дешевле оригинала, даже если выглядят, как близнецы.
Позволю себе возразить: творческая школа — это не голая технология. Это ключик к актерскому таланту. И если такой ключик отдан в достойные руки, он сможет и дальше открывать: имена, новые акценты, формы и транскрипции. И, конечно, привлекать нового зрителя.
Тогда Театр на Юго-Западе всегда будет иметь своего собеседника в полном зале.
Я уверен, годы создадут новое созвездие талантливых режиссеров и актеров и дадут этому астрономическому конгломерату имя «Белякович».