Шекспир - один из любимых авторов нижегородской "Комедiи". За последнее на подмостках театра состоялось две премьеры по английскому классику. "Много шума из ничего" поставил главный режиссер театра Семен Лерман. Худрук Валерий Белякович обещал "Двух веронцев". Однако обещание выполнил не вполне. Вместо шекспировской комедии в репертуаре театре появился спектакль в небывалом жанре "бомж-фарс" с напористым названием "ДАЕШЬ ШЕКСПИРА!"
Если "Много шума из ничего" - мастерская и веселая постановка, в меру классическая, в меру модернизированная (режиссер привнес в действие зонги на остроумные стихи нижегородского поэта Аркадия Бараховича и элементы современных костюмов), то "Даешь Шекспира!" - это просто-напросто не Вильям Шекспир, а Валерий Белякович. Который ставит вообще о другом. И автор "Двух веронцев" тут почти не при чем. Хотя режиссер обращается к его пьесам постоянно и, по собственному мнению, с ним дружит. В принципе роль Шекспира здесь мог сыграть и другой классик. Не всякий, правда, а лишь тот, кому знаком маршрут от великого до смешного. Так что обмолвившийся про "весь мир - театр" для для этой роли подходит как нельзя лучше.
На сцене современные обитатели вокзалов и подземных переходов. Они и разыгрывают "Двух веронцев". Профессиональные актеры играют непрофессиональных актеров, которые играют Шекспира. На это их вдохновляет пришедший в "подземку" Поэт (Сергей Бородинов). Мало верится, что продавцы газет-сигарет станут играть в такую игру. Они и сами не верят в это. Единственный реалистичный мотив - от нечего делать. Сначала играют ломко, нехотя и неумеючи, потом - с азартом, добавляя к шекспировскому сюжету личный опыт, свои собственные слова. Страсти накаляются, дело доходит до исповеди. Игра заходит далеко - аж к каменному сердцу блюстителя порядка Антонио (Владимир Демидов). Как только его "проняло", он спектакль запретил. Искусство стало жизнью, то есть стало опасным.
История разворачивается в привычном Валерию Беляковичу антураже и сопровождается знакомыми ритуалами. Металлические заграждения трансформируются во все что угодно – в коней, в самолеты, в корабль с пиратским флагом и спасительным кругом «Даёшь Шекспира!». Вся масскультура в гости к нам. Смешались стили, жанры, времена. Все, что утром прочитано в бульварной газете и вечером услышано в попсовом куплете, со скоростью полета режиссерской фантазии переносится на сцену. В псевдошекспировскую строку укладываются «аборигены подземных переходов», «чувырла-герцогиня», «джага-джага», «город-герой Милан» и прочее и прочее. За рэперскими жестами следуют пародии на вампиров, за шествием под грандиозную музыку – трагический хор. При чем-то оказываются Монсерат Кабалье и антиглобализм. На заднике-экране мелькают картинки, ассоциативно связанные с действием, а именно цитаты из истории кинематографа (от «Прибытия поезда» до «Матрицы»).
Конечно, все это смешано. И, конечно, порой печально. Актеры «Комедiи» ограничены на вышеупомянутом маршруте, а вот «средства передвижения» (то есть режиссерский инструментарий), извините за каламбур, уже давно обкатаны, не сказать бы – заезжены. Хотя – так уж хорошо Валерий Белякович наладил производство спектаклей из литературного сырья – механизмы его эстетики действуют на большую часть зрителей безотказно. Коктейль из веселого хулиганства и надрывной безнадеги – любимый напиток режиссера, которым он наполняет любую форму, арендованную у литературы. Удачнее всего этот самый коктейль был подмешан к Горькому – в спектакле «На дне». «Даёшь Шекспира!» - вариация на ту же тему. «Се человек» – человек «дна», надо его разглядеть. Судьба современного аутсайдера может стать шекспировским сюжетом. Главным героем постановки является все-таки Поэт. Он у Беляковича что-то вроде горьковского Луки, только не лжец, а спаситель. Белякович написал свое «На дне», в котором окончательно оправдал безумца, навевающего «сон золотой».
Надо признать, именно этот мотив режиссер учуял вовремя. Ведь крушение иллюзий, убийство национального мифа, отмена права на возвышающий обман - это вообще-то самое страшное, что случилось за последние полтора десятилетия со страной. "Не смей порочить моего "Протея!" - отчаянно требует Джулия, она же бомжиха с филологическим образованием (Ольга Царева). Как "люди дна", герои безымянны - они обретают имена лишь в игре: в программке к спектаклю роли расписаны "по Шекспиру". Вымышленной реальности присвоено звание настоящей. Иллюзия приравнена к высшей правде. Площадной театр замахивается на высокий жанр трагедии.
Если в начале спектакля поэт изо всех сил - до испарины на лбу - старается, провоцирует героев на игру, то потом почти исчезает со сцены, ему становится как бы нечего делать. Он лишь аккомпанирует самоиграющему спектаклю, который уже запущен. Все это наводит на мысль, что режиссер поставил спектакль не столько об униженных и оскорбленных, сколько о тайнах собственного ремесла.