Пройдут годы, и мы поймем, что значил в нашей жизни этот артист с прекрасным и изысканно некрасивым лицом, с гривой рыжевато-светлых волос, с длинной челкой, постоянно падавшей на глаза, с хрипловатым, надорванным голосом, ворвавшийся в наше сознание два с лишним десятилетия назад и мгновенно взявший в плен большую часть зрительного зала Театра на Юго-Западе.
Сегодня писать о Викторе Авилове трудно, потому что очень больно - подобно метеориту он пролете по нашей жизни и упал, разбившись. Слишком мало было ему отпущено - всего 51 год. Но как же много успел он сделать прожив на сцене три десятилетия - от самых первых шагов, когда Сергей Белякович привел своему брату Валерию, задумавшему создать театр, одноклассника по прозвищу Рыжий, до последних ролей, лучших, пожалуй, в мировом репертуаре: Актера в "На дне", Парфюмера П. Зюскинда, сыгранного им в антрепризе...
Авилову вообще достались лучшие роли - Гамлет и Калигула, шут Фолиаль и Воланд, уморительный работяга из "самодеятельсности", вынужденный играть девственницу Фисбу в "Сне в летнюю ночь", и воннегутовский полковник Лузлиф Харпер, рыцарь Ланцелот и шукшинский Бронька Пупков, гоголевский Ихарев и генерал Варравин в трилогии А.В. Сухово-Кобылина, Беранже в "Носорогах" Э.Ионеско.
А на киноэкране Авилов воплотил едва ли не самого романтического героя, графа Монте-Кристо, и едва ли не самого мистического персонажа, "господина оформителя". И каждый раз его мощный темперамент, глубина переживаний захватывали, завораживали, не давали оторваться от этого артиста ни на миг.
Когда Виктор Авилов, играя булгаковского Мольера , падал на сцене и умирал на наших глазах, душа наполнялась ужасом - казалось, он и вправду умер; казалось, сердце не персонажа, а артиста остановилось, не выдержав интриг, насмешек черни, немилости короля.
Когда Виктор Авилов в финале спектакля "Калигула" протягивал к зрительному залу руку и медленно, раздельно, хрипло произносил: "Я еще жив!.." - становилось жутко, и, казалось, жгучий взор из-под черных очков устремлялся, целился прямо в тебя, словно дуло пистолета.
Он каждый раз играл так, словно в последний раз вышел на подмостки. Может быть, нам дано предчувствие, тревожащее постоянным ощущением стремительно уходящего времени? Виктор Авилов торопился, очень торопился жить, играя в театре и снимаясь в кино жадно, ненасытно, словно понимал, как много дано ему и как важно все это успеть воплотить, раздать зрителям.
Мы привыкли сегодня разбрасываться эпитетами, забывая об изначальном значении слов. Что такое "великий артист"! - наверное, тот, кому довелось оставить глубокий, неизгладимый след в душах своих зрителей не только и не столько силой перевоплощения, сколько совпадением с идеалами, чаяниями, стремлениями своего поколения. Виктор Авилов был и остался одной из немногих знаковых фигур своего поколения - порывистый, резкий, непримиримый к фальши, считающий театр единственным смыслом жизни и единственной формой существования. По студийной привычке в Театре на Юго-Западе до сих пор после окончания спектакля разбирают в подробностях: что удалось на этот раз? Что не получилось? Кто виноват и что делать? Виктор Авилов в этих обсуждениях словно в бой бросался - страстно, горячо, он каждый раз доказывал своим сверстникам и молодым артистам, что только "полная гибель всерьез" оправдывает их существование, что ничего нельзя смазывать, нивелировать, все должно быть отточено и выверено до самого дна.
Он был очень сильным и очень ранимым, Виктор Авилов. Он многого хотел и многого добился в жизни.
Виктора хоронили, как хоронят поистине великих артистов. На сцене Театра на Юго-Западе стоял заваленный цветами гроб, не было ни одного места в зрительном зале, в проходах толпились люди - все, как на лучших спектаклях этого театра. И когда панихида завершилась, словно одним движением поднялись все и - загремели аплодисменты. Их невозможно было прекратить, люди плакали и аплодировали - в последний раз аплодировали любимому артисту, который в чем-то изменил их взгляд на театр и жизнь: четверть века назад, десять лет назад, совсем недавно...
А потом из боковой двери театра вынесли гроб и по асфальтированной дорожке, что тянется вдоль стены театра, усыпанной гвоздиками и розами, пронесли гроб под несмолкаемые аплодисменты.
Виктору Авилову удалось то, что удается очень немногим, - он выразил всю боль и всю сладость своего поколения, он открыл нам, своим ровесникам, Космос, указав дорогу в эти запредельные выси, где жили, любили, страдали его герои, умевшие все, кроме, пожалуй, одного - они не умели беречься, щадить себя, отворачиваться от "чужих" проблем. Не было для них ничего чужого, все было и осталось своим, только своим.
Колокол снова зазвонил по каждому из нас. Очень близко, совсем рядом...