Кому из нас доводилось дважды за пару месяцев быть на все сто процентов готовым к смерти? Парашютисту Отто Лацису это «удалось». Во время прыжка у него не раскрывается парашют. Мысленно приготовившись к смерти, он ее … видит, летящей рядом с собой! По ее, смерти, недосмотру Лацис не умирает, так как смерть предлагает ему загадать последнее желание. За секунду до гибели он орет: «Парашют!», и смерть машинально, автоматически выполняет его волю. Парашют раскрывается, Лацис против логики спасен, и после этого смерть начинает охоту за ним – она, подобно набоковскому палачу в отставке, должна выполнить свою миссию – во что бы то ни стало лишить парашютиста жизни. В результате долгого торга со смертью, Лацис, во-первых, все-таки соглашается расстаться с жизнью, а во-вторых, принимает предложение умереть так, как и предполагалось изначально – в полете. Но на сей раз он просто оставляет парашют в самолете. И прыгает. И он снова готов к смерти. Но и во второй раз он ее избегает, хотя на сей раз совершенно по-другому…
Театр на Юго-Западе представил очередной спектакль обычно-необычный. Необычность в том, что «Парашютист» (инсценированный рассказ Александра Селина) – совместный режиссерский труд ведущих артистов театра Олега Анищенко и Михаила Беляковича. Это – лишь второй случай из текущего репертуара, когда спектакль поставил не Валерий Белякович, художественный руководитель театра. А обычен «Парашютист» в… своей необычности! Каждый «югозападный» спектакль – яркое зрелище, не всегда бесспорное, но всегда непохожее на другие.
«Юго-Запад» известен своей любовью к игре с аксессуарами – иногда это зеркала, иногда – маски, иногда – одежда. В этот раз главное действующее лицо, помимо, разумеется, людей – ширмы, прячась за которыми, актеры в жанре театра теней иллюстрируют и дополняют происходящее на сцене. А на ней происходит ожесточенная борьба: Лацис (Андрей Санников, прекрасно справляющийся со своей первой заглавной ролью в этом театре) было совсем пал духом, но его поддерживает коллега по прыжкам Горбунов (Алексей Матошин), не подозревающий, впрочем, об угрозе для Лациса. А несчастный латыш поначалу пытается уговорить смерть не убивать его, потом хочет физически ее пересилить, а в конце просит не мешать ему сделать «свое» дело: умереть.
На самом деле смерть (Ольга Авилова) в «Парашютисте» - не просто смерть, а Смерть, то есть женщина, и женщина весьма противная. С такой крайне не хочется иметь дела – она издевается над простодушным и открытым Лацисом, запугивает его и в результате полностью подчиняет своей воле. Дело даже не в том, что уговаривает его погибнуть в Кракове, на соревнованиях по парашютному спорту. А в том, что все случается по ее желанию, и у Лациса не остается никакого другого выхода, кроме как покориться ей, своей смерти.
Финал неожиданный. Конечно, из логики спектакля не следует, что сейчас Лацис просто упадет и разобьется. Но развязку заранее предугадать нельзя. Смерть, давно влюбленная в Лациса и не скрывающая этого, увлекает его за собой, и они сидят по ту сторону жизни, умиротворенные и счастливые, а за ширмами летают тени игрушечных парашютистов, купидонов, скрещенных знаков Марса и Венеры, а также трогательный элемент черного юмора из детства – череп и кости. Смерть и любовь идут рука об руку в этом спектакле, и в этом нет ничего противоестественного.
«Парашютист» - спектакль необычайно динамичный. По сути, нет времени ни заскучать, ни расслабиться. Интрига все время тянет нас вперед. Есть только одна сцена, резко контрастирующая с общим действием: возникновение взаимной любви между Лацисом и Смертью. Нежный, но изрядно затянутый танец происходит под классическое «Summer time» Армстронга и Фитцжеральд, и в этой сцене ты как бы проваливаешься вниз (слишком надолго), чтобы потом вынырнуть и с прежней быстротой побежать дальше – к финалу. Особенно остро контрастирует означенный танец с двумя самыми запоминающимися сценами, в которых враги яростно борются друг с другом. Первая – блестяще сделанный ночной воздушный бой между ними, когда Смерть и Лацис буквально летают над сценой (поддерживаемые другими артистами, в темноте почти незаметными), а вторая – исступленная схватка в гостиничном номере, когда Смерть приходит в виде врача и пытается убить свою стойкую жертву.
То, что спектакль основан на не на драматическом материале, а на прозе, придает ему, как ни странно, динамики. Редко случается, что действующие лица произносят столько ремарок, но это как раз и избавляет от необходимости лишний раз менять декорации или что-то говорить другим персонажам. Две-три фразы, короткое затемнение – и все, уже совсем другая сцена или мизансцена.
«Парашютист» в большей степени ироничен, чем драматичен. Его можно трактовать как притчу-фарс, но ни в коем случае не как трагедию. Ироничны и актеры, но каждый по-своему. Лацис скептически настроен в отношении собственной судьбы, Смерть как таковая продуманно желчна и подчеркнуто насмешлива, Горбунов, в виду своей неосведомленности, нередко позволяет себе двусмысленные высказывания. А правильный сарказм режиссеров, проявляемый, в частности, и в образах бессловных героев-«теней», иногда разыгрывающих настоящие гэги (как, например, попытки пышногрудой курортницы натянуть на себя детский надувной круг для плавания), и в таких нюансах, как потешные скульптуры наподобие «Девушки с веслом», не настраивает на тягостные размышления О Той, О Которой Всегда Надо Помнить. Да и какие могут быть тяготы, когда финал, описанный выше, вызывает в зрителях лишь добрую усмешку и, возможно, легкую зависть: мало кто откажется от настолько нелепой смерти.