Как бы ни сетовали театры на бедственное свое положение, тем не менее премьеры выходят… В столице театров разного уровня и статуса значительно больше, чем у нас, в Северной Пальмире. Однако многие тенденции схожи. Это касается, прежде всего, обращения к классике, и в первую очередь – к Чехову, на сегодняшний день лидеру мирового театра. Рядом с ним все чаще возникает Горький, официозный культ которого начал пересматриваться. Только что вышел сборник «Неизвестный Горький» («Наследие», 1994), позволяющий увидеть драматическую эволюцию писателя. Театр тоже стремится показать подлинного Горького.
Спектакль Театра имени Станиславского «Трагикомические сцены из дачной жизни» по пьесе «Дачники» ломает расхожие представления не только о самой пьесе, но и о Горьком. Режиссер Виталий Ланской прочем Горького под знаком Чехова, отчего почти все персонажи стали глубже, многозначительнее, умнее и, конечно, несчастнее. Спектакль дает глубинные представления о душевной жизни, которую принято скрывать. Герои спектакля, если перефразировать известную мысль Л. Толстого, несчастны все, но каждый несчастен по-своему. Им выпало жить во времена, которые могут вызвать презрение уже тем, что делают людей бездомными. Им позволяют жить разве что на снятой на сезон даче. Зыбкость существования заставляет их все время балансировать, дабы сохранить свое шаткое равновесие. И тогда помимо воли возникает страшный вопрос: а вдруг правда, что Россия потеряна? Каждый отвечает на этот вопрос по-своему. В спектакле много интересных, по-настоящему глубоких работ, задевающих самые сокровенные струны души благодаря оригинальности трактовки и, кажется, полному слиянию актера с образом. Прежде всего надо упомянуть В. Анисько (Басов) и Б. Невзорова (Суслов).
На этом спектакле публики немного.
А вот на чеховскую «Чайку» в «Ленкоме» в постановке Марка Захарова попасть нелегко. Не останавливает даже высокая цена билетов. Успех ошеломительный. На спектакле, который видела я, до того, как в финале обрушился шквал аплодисментов, раздался одинокий крик: «Бис!»
Всякий раз на «Чайке» невольно вспоминается ее судьба: провал в петербургской Александринке и триумф Художественного театра. Вечное противостояние: Петербург – Москва. Но даже в последней «Чайке» Александринки, поставленной И. Горбачевым, не было «Странностей» спектакля «Ленкома». В поэтических декорациях О. Шейнциса, передающих атмосферу «колдовского озера», разыгрываются нехитрые сюжеты из жизни обывателей, ничтожных до такой степени, что не верилось в то, что не верилось в то, что их створил Чехов. Казалось, они вышли из-под пера ершистого Власа из «Дачников» Горького:
Маленькие нудные людишки
Ходят по земле моей отчизны…
Это безбожно – давать сытой ленкомовской публике такого Чехова, такую «Чайку», где все пропитано атмосферой искусства, где все грезят по мере отпущенных Богом способностей об искусстве. Невыносимо больно видеть такого тонкого, интеллектуального актера, как О. Янковский, столь импонирующим обывателю. Дело даже не в том, что он согласился принять сомнительного вкуса интермедию, введенную в спектакль, в которой он является к Нине в «Славянский базар», «бухается» к ней в постель, а затем, едва успев натянуть панталоны, мчится к Аркадиной. Интермедия имеет успех, как и весь спектакль. В программке М. Захаров пишет, что «сегодняшнее влечение к Чехову – это своеобразный акт самопознания». Очень страшный комментарий напрашивается к этому высказыванию. У меня из головы не выходит цветаевская строка: «Пошлина бессмертной пошлости…»
И как глоток свежего воздуха после посещения «Ленкома» - «Макбет» в Театре на Юго-Западе в постановке В. Беляковича. Спектакль поставлен в таких стремительных ритмах, что дух захватывает. На голой сцене разыгрывается страшная человеческая трагедия: саморазрушение личности, которое становится причиной кровавой бойни. Менее всего это подделка под современность. И, Однако, внимая Шекспиру, ощущаешь второй план вселенской трагедии, оборачивающейся нашей собственной трагедией; нет ни малейшего намека на осовременивание, и все же не о Шотландии думаешь, слыша: «Увы, она сама себя узнать страшится…»
При сегодняшнем осторожном отношении театров к современной драматургии дефицит восполняет, по крайней мере, в Москве, «Школа современной пьесы» во главе с И. Райхельгаузом. Сейчас вся Москва ходит на «Без зеркал» Николая Климонтовича. Как всегда, в спектакле играют очень известные актеры. Но прелесть его в том, что постановщик И. Райхельгауз и художник Б. Лысиков поэтически рифмуют собственное прочтение пьесы со спектаклем «Серсо» Анатолия Васильева, повторив и принцип сценографии. Публика сидит по обе стороны сценического пространства, и жизнь «просматривается» со всех сторон. Сюжет строится на том, что женщина не первой молодости сводит счеты с прошлым – возлюбленным, эпохой, обстоятельствами. Она приезжает на дачу, в прошлом государственную, но оставшуюся ныне за прежними владельцами, чтобы доказать своему первому и по сей день единственному возлюбленному, расставшемуся с ней, что у нее все о’кей. В кромешной тьме сын этого человека выдает себя за своего отца.
Дуэт Ольги Яковлевой и Михаила Ефремова поражает одухотворенностью, распахнутостью душ до такой степени, что порой становится страшно за самих актеров. Изысканная, нервная О. Яковлева, вобравшая все лучшее от женщин того поколения, и ироничный, умный, чуть циничный М. Ефремов, не худший представитель своего поколения. Встреча оборачивается сожалением о «невстрече», уготованной самой судьбой. Этот дуэт оттеняет, дополняет Владимир Качан в роли старухи-сторожихи, пережившей все времена. Качан играет не возраст, но философию и мудрость возраста. И как в «Серсо» витал дух Чехова, так и в этом спектакле он присутствует, отраженный как бы сквозь две призмы.
Эти беглые строки не претендуют на осмысление театрального процесса Москвы. Как говорится, что смогла увидеть… но на всем лежит печать нашего смутного времени, от которого никуда не деться.