Ксения Карева • Первое студенческое агентство • 25.11.2021

«Быдло живёт в каждом, как и Творец»: О судьбе поэта по-новому в спектакле «Я»

Главная / Пресса / Сезон 45

24 ноября в Арт-кафе московского Театра на Юго-Западе зрители насладились постановкой режиссёра Максима Лакомкина под названием «Я». На камерной сцене находились лишь пара стульев, лампочки на черных проводах и сами герои: Я, Он, Она и Никто. Конкретных имен нет, ведь поднимаются вечные вопросы, ответы на которые зал пытается найти вместе с главным героем - художником, живущим на чердаке. Может ли творец жить без искусства? Сколько стоит талант? Что страшнее: смерть или «интеллектуальное самоубийство?» Похоже, что режиссёр и актёры не бросали слова на ветер, обещая в аннотации к спектаклю устроить коллективный сеанс психоанализа.

Что тормозит Я

Имя Я, которым наделили художника, довольно интимное и общеприменимое одновременно. С одной стороны, через «я» мы заявляем о себе, представляем субъективную точку зрения, с другой - таким же правом обладают и люди вокруг нас. Так и главный герой в исполнении Егора Кучкарова разрывается между верой в свою исключительность и страхом, что у него не получится написать гениальное произведение. Именно неуверенность в себе рождает противоречивость в мыслях и поступках Я. Когда Она (Муза) посещает его, он говорит абсурдную, на первый взгляд, фразу: «Отойдите ко мне». На жалобу героя, что он устал подгонять свою жизнь под высшее предназначение, Она предлагает не делать этого, но в ответ моментально получает возражение: «Тогда мне скучно». Хотя творчество для Я - это «добровольная каторга», он не может не писать. Проблема не в плохой Музе, а в страхе остаться забытым, стать пылью времени. «Вот будущее становится прошлым, и мне страшно». Попытка поспеть за бегом времени, создавая при этом шедевр вне времени и контекста, загоняет Я в такие потаённые места души, о которых он даже и не подозревал. И эти «потёмки» мы видим на сцене в лице Его, Её и Никого.

Зацикленность на самом себе вовсе не помогает выйти из этого состояния отчаяния. Пока художник «болен сам собою», он не может думать ни о чем, кроме самого себя. Она указывает Я на его предназначение, обводя руками зрительный зал (тем самым ломает 4 стену ) и восклицая, что люди ждут его творчество. Однако Я слишком занят самоутешением мыслями о смерти: как он будет лежать в гробу в своей белой рубашке и как ничто его больше не потревожит. Вот только вполне земные проблемы отвлекают художника от размышлений о высоком и трагичном, будь то звонок телефона-лампочки или скребущаяся в углу мышка. А, может, и не было никакой мыши, и скребло где-то в сердце.

Лишь потеряв Её, Я начинает осознавать, что в процессе творчества он был счастлив. 40 лет обычной жизни кажутся ему плохой перспективой, поэтому творец пытается вернуть Музу, но Она уже «выпорхнула» из окна его каморки. Трижды за спектакль художник повторяет одну фразу: «Из всех чудес священней Тишина». Может показаться, что Я нуждается в душевном покое, но герой сам всегда бессознательно нарушает тишину: то он вслух проговаривает свои рутинные действия, вплоть до похода в уборную, то декламирует стихи. Я настолько боится оказаться в полном одиночестве, что его подсознание как бы «вызывает» на беседу своё темное альтер-эго - Его. 

Кто Он

С самого начала Он в исполнении талантливого актёра Андрея Кудзина напоминает зрителю змея-искусителя, вьющегося вокруг героя. Я - в белом, Он - в чёрном. Казалось бы, всё понятно. Он - собрание всех худших качеств и помыслов Я. Странный спутник в разыгравшемся воображении художника пытается избавиться от Я, призывает к различным способам покончить жизнь самоубийством. Слово «мерзость», брошенное им при первой встрече с Я, хорошо и кратко описывает Его. Раз мы считаем, что Он - тёмная сторона Я, то все видимые недостатки героя он гиперболизирует и выводит на сцену. Так, художник публично осуждает азартные игры, предложенные антигероем, но сам не замечает ажиотажа, с которым начал следить за манипуляциями с картами. Похабные шутки и указывания на низменные инстинкты приводят Я в бешенство, однако сам творец ведёт счет женщинам («Их было 11. И ни одного мужчины»). Он - это актёр недостатков Я. У него нет своего характера или манеры, он лишь демонстрирует в увеличительном стекле всё то, что так сильно ненавидит в себе главный герой. Возможно, поэтому многие сравнивают персонажа с булгаковским Воландом. 

Я и сам понимает, что лишь столкнувшись со своими слабостями сможет преодолеть их, найти ответы на вопросы внутри себя. Нагнетающие фразы, брошенные Им в сторону Я, могут как загнать в угол, так и помочь оценить ситуацию без перекладывания ответственности на обстоятельства. «Вы главного не написали: своей жизни». « У вас тут грязно, а я терпеть не могу грязь». «Души нет. Я проверял. Опытным путем». «Вы стремитесь от жизни Богу, а я - от Бога к жизни». Безжалостно, уничижительно, цинично. Но отрезвляюще.

В финале кажется, что тёмная часть Я стремится забрать крупицы того радостного, что осталось в жизни бедного художника. Он обвиняет Я во всех главных грехах, которые строятся вокруг его эгоизма. Творец совершил непозволительное: «сотворил себе кумира - себя самого». Поэтому Он твердит, что заберёт Её у недостойного Я, что пора покончить с собой. И хотя мрачное альтер-эго вечно пыталось загнать в петлю художника, в борьбе за Музу творец всё же не пал духом окончательно. Внутри Него «что-то сломалось».

Чьё лицо носит Она  

При первой встрече Я не узнаёт Её (роль исполняет Алина Дмитриевна). Он перечисляет возможные варианты: «Ты - моя мать, моя сестра, мой ребёнок?». Она ранима и огорчена тем, что её больше не узнают. Скорее всего, когда-то художник оскорбил свою Музу, сказав, что она - «особая форма уродливости». Тогда как Истина для творца - «особая форма красоты». Я упрекает Её и в том, что он не просил дара у Создателя и у него ничего нет, кроме грязной белой рубашки. Рубашка вообще играет отдельную роль в спектакле. В ней, по Её словам, когда-то появился на свет одарённый художник («родился в белой рубахе»). Но теперь она грязная, скомканная и осталась последней рубашкой, которая есть у голодного Я. Видя страдания героя, Муза предлагает купить у него за 1 монету его рубашку. Цена такой монеты - талант. Творец не соглашается, но сомневается, из-за чего теряет Музу: она «выпорхнула» из окна.

В финале же Она снова появляется на сцене, но уже полностью одетая, как Он, в чёрное, что символизировало победу тёмного над светлым в душе художника. Я, прожив без Музы какое-то время, готов кричать, бороться за неё. Она не даёт ответов гению, но побуждает к действиям, к жертвенности во имя искусства. Стоя уже на краю обрыва перед пучиной отчаяния, Я проливается горным потоком слов. «Говори!» - единственное, о чём молит художника Муза. Художник жив, пока ему есть что сказать миру. Но Никто решает иначе.

Никто - безмолвный судья  

В какой-то момент из темноты зрительного зала выходит мужчина. Никто не разговаривает с Я, он только слушает и не даёт ответа. Он как бы становится единственным слушателем художника в каморке на чердаке. Единственное проявление какой-то одушевленности - это смех и разговор по телефону с кем-то нам неизвестным. Именно Никто принимает на себя роль судьи, неожиданно пристреливая Я, до которого наконец снизошло озарение. Возможно, в начале звонок был от Создателя (Бога), который поручил убить безмолвному зрителю Я, когда тот дойдёт до наивысшей точки своего сознания. Но есть и другая теория.

Вдруг Никто - это воплощение невежественного внешнего мира? Быдла. Ведь в жарком споре о том, кто является быдлом, Он бросает в сторону художника такую любопытную фразу: «Быдло - это то, что вы не дописали. Это ваши страхи. Быдло живёт в каждом, как и Творец». Может быть, в конце художника как раз и настигли его прошлые страхи, а Никто - результат незаконченного просвещения?   

Исполнение  

Меня радует стремление к минимализму в нынешних постановках. Когда не декорации служат погружению в сюжет, а исключительно сильная игра актёров. Подвешенные лампочки постоянно задействованы в драме: в руках героев они превращаются то в телефон, то в морковку, то в петлю. Кроме того, стоит отметить интересную игру со светом и музыкой, которые придавали постановки нужный оттенок.   

Покидать театральный подвальчик, который иронично стал чердаком художника на 90 минут, не хотелось. Волна зрителей двигалась будто не просто снаружи, но и испытывала волнения внутри. «Нет слов. Одни эмоции,» - сказала девушка в чёрном платье. И, правда, слов мало. Мыслей много.

Оригинал статьи можно прочитать здесь

Ксения Карева • Первое студенческое агентство • 25.11.2021