Битва при "Tabernariи"
Спектакль "Tabernaria" имел более счастливую зрительскую судьбу, нежели "Марлен", но и ему досталось от критики. Театр упрекали за то, что это вовсе и не Гольдони. Что Гольдони долден быть таким, а не другим... Что не увидели-де в Мирандолине женщину, срывающую с себя узы феодальной зависимости. Что и слово "tabernaria" нигде не найдено, а означает нечто грубое, простецкое.
Живем в век режиссерского театра. Поэтому некоторые критические копья сломаны не там. Сошлись в одном - "Трактирщица" Гольдони - не "Tabernaria" В. Беляковича.
Весь ХХ век шла борьба условного и психологического театра. К концу ХХ века "солянка" режиссерских направлений получила громкое имя постмодернизма. На самом деле это "эстетический урбанизм", вобравший в себя все и вся. Есть его крайне уродливые формы (режиссура Мирзоева), есть более продуктивные ("юго-запад" Беляковича).
Веселый и свободный вагант-школяр Белякович вклинился вольным волонтером в ту эстетическую мясорубку, применяя "неправильные" оружие и тактику боя. Равным образом владея условностью и психологизмом, он смешал Восток и Запад в пьесе Горького "На дне", получив то, о чем мечтал А.Арто - "театр жестокости". Катарисис ("очищение") необычной мистериальной степени выяаил идею произведения: жизнь угнетаемого, но не покоренного человеческого духа. В постановках менее драматичных (особенно в комедиях) начинаются разные несоответствия "букве" произведения.
"Трактирщицу" Белякович ставит в ключе карнавального представления по мотивам пьесы Гольдони. Действо спектакля - отражение нашего усредненного менталитета, умозрительного ощущения Италии. Отсюда и Челентано, и маски, и страсти, и карнавал, и театральность человеческих отношений, и "капустные" приколы главных героев. Граф (В. Демидов) и Маркиз (Ю. Головин) соревнуются, кто кого "закидает" прыгающей монетой. Слуга Леопольд (И. Кириллов) "юлой" вкручен в каждую мизансцену. Сдержанная противоположность ему - Фабрицио, слуга Мирандолины (С. Бородинов). Мрачный взгляд и упрямство "парня с гор" заслоняет разноцветная "китайская" змея - гирлянда человеческих тел, ныряющая в арки железных конструкций. История с гостями таверны разыгрывается хозяйкой Мирандолиной (М. Вязьмина) как шаловливо-вульгарный флирт с приезжими господами. Отсюда некоторая гривуазность образа, в чем порой винили актрису. Но в русле заданной стилистики хозяйка таверны не может не быть волевой, развязной, капризной... Часть этих качеств есть и у героини Гольдони.
Действие пьесы фактически перенесено в наше время. Режиссуру "юго-запада" не очень-то смущает подобное обстоятельство. Реальность "тут" и "сейчас" необходима для большей ударности, как и сам звук. Все время громко. Белякович любит щедро бросать крупные звуковые сгустки. Лепка фольклорных мизансцен должна быть яркой и сочной, как звук, работать синхронно с ним.
Неблагодарное занятие - искать устаревшее итальянское слово в словарях (кстати, у Гольдони в "Мемуарах" оно переводится как комедия, действие которое происходит в таверне"). Словечко "tabernaria" как нельзя лучше увязало многие противоречия исторического, эстетического плана. Помогло выстроить сверхзадачу начавшегося расползаться постмодернистского сюжета "по мотивам..."
Сценический вариант текста имеет порой резкие отличия от источника, что и вызывает протест... Не берусь осуждать или оправдывать "юго-западный" метод, зная, что всяк режиссер - автор спектакля, а посему... Белякович попадает в яблочко зрительского спроса. Его артиллерийский расчет точен. Спектакль нравится публике, несмотря на издержки - двусмысленные сцены, например. Зритель идет, конечно, не на них, а на, повторюсь, некое умозрительное представление об Италии. Режиссер невольно посмеялся над пошлостью кондового мышления.
+++++
В "Дураках" Н. Саймона Белякович вновь продемонстрировал почти все особенности своего метода. Опять пришлось гадать: где - Саймон, а где - Белякович. Опять пришлось признать, что Белякович везде. Яркое, громкое (с трубой), закрученное волчком действо представленческого, фольклорного театра. Усеченный цилиндр станка на кругу с наклонной площадкой помогает создать множество вьющихся, как китайский змей, массовых мизансцен. Вневременные события происходят в вымышленной стране (Балканы? Польша? Россия?). Деревня Куличовка - страна дураков, которые всего боятся. В основе социального идиотизма - страх. Белякович изрядно покуражился над издержками российского менталитета.
"Гуцульские" разноцветные мохнатые шапки, объемные "пачки" нелепых юбок, убогий говор толпы людей-овец - вот мир, куда попал нормальный человек, учитель Леон (С.Боролинов). Он пришел учить дочку доктора Зубрицкого (В.Маркотенко). Но "учить", то есть переродить, надо всех. И доктор, и его жена Элен (О.Царева) запуганы, как и все жители, заклятием, висящим над деревней.
Заведенный механизм жизни сделал из людей кукол, а их действия - бездумным ритуалом. Например, граф Юзекевич (В.Демидов) без конца сватается к Софье и получает от нее отказ. Произносящий "спич" староста деревни (В.Попенков) автоматически машет руками и вращает головой. У Леона очень мало времени, чтобы изменить ситуацию, иначе он сам станет дураком. С.Бородинов хорошо показывает состояние душевной измотанности героя, когда борьба за идею освобождения походит на желание нокаутировать воздух. Леон начинает задыхаться.
Музыка Мишеля Жарре позволяет Беляковичу четко выстроить темпо-ритмы спектакля, внести пронзительную драматическую ноту: сцена мнимого сумасшествия Леона. Звучит женское соло. Софья (Н.Бычкова) и Леон в луче... Тонкие руки, убитый взор, женская миниатюрность, робко взывающая о помощи... Проснувшееся чувство пробуждает разум Софьи, освобождает его от "заклятия". Эта сцена трогает, но она - лишь островок старого "психологизма" среди бушующей представленческой ярмарки безумия.
Прием психологической диффузии в "Дураках" сродни финалу в "Tabernaria". Там Белякович вдруг обрывает карнавальную линию. Перед нами драма кавалера Рипафратта, уходящего с праздника жизни опустошенным и одиноким. Суета бездумного флирта жизни превращается в тягостное раздумье о масочности, несуразности бытия. В "Дураках" история с Леоном получает мажорное продолжение. Он, Леон, победил безумную ярмарку. Хэппи-энд. Свадьба.
Простецкой истории Н.Саймона Белякович придал характер социологического обобщения, поданного в легкой для усвоения форме площадного шоу.
Каждый спектакль "юго-запада" вызывает в душе зрителя внутреннюю битву эстетических доги. Говоря образно, "битву при Tabernaria".