"Черному Мессиру" в Екатеринбурге больше всего нравится церковь.
Несколько месяцев екатеринбужцев буравил лукавый взгляд булгаковского Воланда. Афиши, на которых был изображен портрет Виктора Авилова в этом образе, своей цели достигли - загипнотизировали поклонников актера, книгочеев, жаждущих узнать, как "испортили" их любимое произведение, да и просто тех, кто мог себе позволить выложить немалую сумму, чтобы посмотреть на заезжую знаменитость. Два будних веера, в которые в свежеотремонтированном "Космосе" шла московская постановка, зал наполнялся до отказа. Интерес желавших увидеть Авилова в легендарной роли был удовлетворен незамедлительно. Незабываемый "господин оформитель", "граф Монте-Кристо", а теперь еще и "мессир", громыхнув железным листом (десяток их развешанных по сцене, были единственными предметами минималистской декорации), предстал перед зрительские очи тут же, после третьего звонка.
В исполнении Виктора Васильевича мрачный и умиротворенный Воланд оказался неожиданно бойким и ехидным - ерничающим живчиком...
- Воланд у каждого свой! - предвосхитил вопрос актер, с которым удалось коротко побеседовать после спектакля. - Хотя он и достаточно подробно описан Булгаковым: разноцветные глаза, половина зубов платиновые, другая половина - золотая. Но не хотелось делать упор на эти внешние приметы.
Авилов не склонен говорить серьезно о своей работе, а на все вопросы о "поиске образа" отмахивается:
- С Воландом вообще никакого особого решения не было. Я прибег к обычному актерскому ходу. К концу спектакля мой герой "тяжелеет", начинает говорить на очень низких тонах, чуть ли не рычит. А чтобы был большой разгон, разброс, можно было начать легко. А почем бы ему в начале не подурачиться? Вся его свита озорничает по ходу романа.
И все же Воланд не так прост, о чем актер тут же и проговаривается:
- Воланд - спорный персонаж. Он же даже не человек, а некая космическая субстанция, богоравная. Как его играть? Если бы спектакль ставил другой режиссер, а не Валерий Белякович, то, наверное, возмутился бы моей игре: "Как! Разве же может Воланд позволить себе шутить с этими ничтожествами?! Они с ними будет говорить и сверлить при этом взглядом!" Да, можно было сыграть его более суровым, а можно и таким - ерничающим. Решений много, и каждое окажется спорным, единственно правильного нет. Впрочем, поспорить можно о любом произведении. Ну, вот взять "Гамлета", разговор с Офелией. Как Гамлет с ней разговаривает? То ли с болью - он подавлен горем, то ли с хитростью, зная, что их подслушивают, а то ли с интонациями, в которых звучит: "Сука! Ты предала меня!" Какой тут ход предпочесть? Да какой угодно!
Размышляя о Гамлете, Авилов каждый из описываемых вариантов тут же и изображает. Актерство - врожденное, кстати, а не приобретенное за годы обучения в каком-либо театральном вузе (у Авилова вообще нет высшего образования) - не отпускает его даже после тяжелого спектакля. А на сцене так и вовсе бушует в полную силу:
- Я каждый спектакль играю заново, и Воланд каждый раз получается немножко другим. Сегодня, например, я добавил такую деталь: когда произносил фразу, "запнулся" на слове "комсомолка". А как размышлял: этому существу, который на Земле в последний раз был, может, лет триста назад, слово это незнакомо и еще трудно произносимо. Вот я и решил такой ход сделать, с юморком. Так что Воланд даже у меня не всегда одинаков. Вот только букой, умудренным вселенским разумом я играть его не собираюсь. Хотя это можно сделать легко, одними интонациями.
Впервые спектакль Валерия Беляковича был показан около десяти лет назад. Это ж какие метаморфозы успел претерпеть мессир за это время? Но видел ли это кто-то кроме москвичей и гостей столицы?
- В России мы возили "Мастера и Маргариту" только в Питер. Но его видели в Германии, в Америке. В Японию мы ездили с полуторамесячными гастролями, на которых "Мастера" показывали наряду со "Сном в летнюю ночь" и чеховской "Чайкой". Везде к спектаклю относятся очень серьезно. Даже в Японии, где возникли некоторые трудности с пониманием христианской философии, спектакль приняли очень хорошо.
Произведение Булгакова, как известно, вообще слывет трудно переносимым на сцену или экран. Мало того, что трудности возникают чисто постановочного характера (перенасыщенность яркими персонажами, постоянные перемещения по эпохам - из современности во времена Иисусовы), так еще злой рок витает над авторами, взявшимися за литературный шедевр. В театрах, где ставят "Мастера и Маргариту", лопаются трубы, случаются пожары, на труппу нападают недуги и мор. С последней попыткой экранизировать книгу, как известно, вообще произошло странное - весь отснятый материал исчез в неизвестном направлении. Короче, творится настоящая чертовщина!
- Дурная слава ходит о четырех произведениях: "Макбете", "Вие", "Пиковой даме" и "Мастере и Маргарите". Какой-нибудь театрал с мистическими настроениями назовет еще какие-либо "опасные" для постановок пьесы, но я знаю только эти четыре, - признается Виктор Васильевич. - Были ли у нас какие-то таинственные знамения и трагические случайности? Ну, вот, например, в Германии, куда мы приехали со спектаклем, я так и не смог выйти на сцену. Вместо этого оказался на операционном столе. У меня лопнула вена, я весь наполнился собственной кровью. Сердцу нечего было качать, и оно встало. Я перенес клиническую смерть. Мне еще повезло, что это случилось в Берлине - немцы меня откачали. Но через неделю театр поехал дальше, в Чехословакию, а я из Берлина, разрезанный, вернулся домой.
И все же "Мастер и Маргарита" успешно идет на разных площадках и Авилов незаменимо исполняет в нем ключевую роль. А вот другой проект, которым артист жил десять лет назад, так и не был осуществлен. Виктор Васильевич мечтал снять фильм о Калигуле и самому сыграть в нем главную роль. Он даже успел сделать пробные съемки на натуре. Но денег на остальное так и не смог найти.
- Все! - отмахивается он. - С "Калигулой" покончено! С нашими тогдашними техническими и финансовыми возможностями браться за такле грандиозное дело было настоящим безумием! Сейчас, может быть, я и смог бы найти продюсера, но время упущено, у меня уже нет на это сил.
Зато приблизительно в тот же период Виктор Авилов сыграл в немецкой... "Царевне-лягушке".
- Немцам почему-то захотелось пересказать русскую сказку на свой лад. У них, правда, не такого понятия "Баба Яга"... Зато они знают, кто такая ведьма. Я играл Кощея Бессмертного, а ведьмой стала Нина Хаген. Мы с Нинкой очень подружились, она оказалась потрясающим человеком!
Для непосвященных Нинка - это немецкая панк-рокерша, создающая образ этакой необузданной, мрачноватой стервозы, затянутой в проклепанную кожу...
- Часто бывает, что люди умные, мудрые создают на сцене такой "облегченный" образ и кажутся гораздо глупее, чем есть на самом деле, - говорит Авилов о своем отношении к творчеству Нины Хаген. - Я считаю, что и такая музыка имеет право на существование. Да и кто может Нину судить? Она мировая звезда!
Немецкую "Царевну-лягушку" у нас, к сожалению, не показывают. Но Виктора Авилова мы хорошо знаем и по другим киноработам - его незабываемому экранному дебюту в "Господине оформителе", по продолжению "Трех мушкетеров" и, конечно, по "Узнику замка Иф". Дважды снимался он и на Свердловской киностудии...
- Екатеринбург я знаю очень хорошо - жил здесь довольно долго. Правда, тогда он назывался еще Свердловском. Нынче я прилетел достаточно поздно - в семь часов вечера - и посмотреть толком еще ничего не успел. Но уже вижу, что город сильно изменился, и меня радуют эти перемены. Особенно порадовал Храм-на-Крови. Раньше показывали на пустое место и говорили: "Здесь застрелили царя!" А сейчас на этом месте вознеслось к небу такое здание. Это здорово!..
"Здорово!" - так можно сказать и о "Мастере и Маргарите" московского Театра на Юго-Западе. Спектакль москвичей, может, и не удовлетворил тех, кто считает для себя обязательным перечитывать книгу Булгакова хотя бы раз в год и - совсем необязательным переносить ее на сцену или киноэкран. Но в целом он был принят уральской публикой "на ура!". Несмотря на позднее время (а закончилось представление в двенадцатом часу ночи, когда с транспортом у нас большой напряг) и внушительную продолжительность действия (три с половиной часа плюс большой антракт), свободных мест в зале к финальному занавесу практически не прибавилось. Вот на аплодисментах зрители сэкономили - устремились к гардеробам в надежде успеть на последние поезда метро. Но, судя по восторженным лицам и по живому отклику на происходящее весь вечер на сцене, рык авиловского Воланда еще долго будет стоять в ушах услышавших его...