Довольно странно сознавать, что поводом для этих заметок послужил весьма солидный юбилей. Когда-то Виктор Авилов, ведущий актер безумно популярного и абсолютно недоступного в 80-е годы театра-студии "На Юго-Западе", жил в моем подъезде. Изредка мы встречали его на улице - от него невозможно было отвести глаз: по Ленинскому проспекту брежневской Москвы шел стремительными шагами средневековый менестрель, блондин с развевающимися волосами, резким профилем и, словно вырубленным Микеланджело, удлиненным лицом, в черных бархатных джинсах и длинном плаще. Авилову всегда, даже в годы нашей советской нищеты, была присуща какая-то врожденная элегантность, умение артистично носить любую одежду - от сценических лохмотьев и шутовского колпака до фрака и бархатного камзола. Обезумевшие от обожания красотки-поклонницы засыпали его цветами, бредили ночами, ждали после спектаклей. Он был кумиром и сознавал это, принимая поклонение как должное, и оставаясь бессребреником и энтузиастом своего маленького театра с черными стенами, как и все, кто окружал его в тот момент. Тогда он презирал деньги, буржуазные ценности, светскую суету. Женился на юной миниатюрной красавице с длинными черными волосами, голубыми глазами и низким манящим голосом. Галина Галкина играла тогда Жанну д;Арк в "Жаворонке" Ануйя. Теперь их дочери Анна и Ольга - высокие, похожие на отца девушки с чуть хрипловатыми интонациями и склонностью к творческому самовыражению - уже взрослые. Одна работает в фэшн-индустрии, другая - на киностудии. У отца же теперь широкие интересы в области кинопродюсирования, новая жена-блондинка с отличной фигурой, масса независимых проектов. В театре он появляется регулярно, но нечасто. Первая любовь не отпускает - ведь именно здесь актеру дана возможность полной и абсолютной самореализации.
Вытащивший из Виктора Авилова актерскую суть создатель театра "На Юго-Западе" Валерий Белякович давно уже не приписывает себе славу открытия актера. Но об этом нельзя не помнить и не дивиться интуиции режиссера, поскольку в те годы без профессионального диплома и с такой специфической фактурой, как у Авилова, мечтать об актерской карьере было безумием.
А он с первых спектаклей стал "лицом" молодой труппы, ее "фирменным", незабываемым образом. Несмотря на разные, драматичные этапы взаимоотношений, взлеты совместной славы, разрывы и воссоединения, он остается в истории театра величиной постоянно. Без Авилова театр "На Юго-Западе" представить себе невозможно. Он - из поколения отцов-основателей, из тех, кто строил театр собственными руками и сам формировался вместе с ним. И хотя прошлое водителя грузовика давно подернулось дымкой экзотических воспоминаний, трудно забыть те годы, когда из персонажа старинных русских водевилей (где актер сыграл не только парня из народа, но и ехидную старуху, вспоминающую бурную молодость), героев юмористических рассказов раннего Чехова и эксцентричных гоголевских комедий, выкристализовывался Мольер Михаила Булгакова. Дарование Виктора Авилова настолько уникально, что не позволяет отнести его ни к одному актерскому типу. Неутомимый бес Кочкарев из "Женитьбы" Гоголя, чьи кульбиты, уморительные рожи и виртуозные скетчи запоминались надолго и вызывали дикий смех, а рядом - яростный, страстно отстаивающий свое достоинство, затравленный и раздавленный сильными мира сего писатель Жан-Батист Поклен де Мольер. До сих пор я помню его интонации в кульминационнном монологе героя: "Всю жизнь я лизал ему шпоры и думал только одно: не раздави. И все-таки - раздавил... Я, Ваше величество, ненавижу такие поступки, я протестую, я оскорблен, ваше величество, извольте объяснить... Извольте... я, быть может, вам мало льстил? Я, быть может, мало ползал!.. Но где же вы найдете такого другого людоблиза, ка Мольер?.. Что еще я должен сделать, чтобы доказать, что я - червь? Но, ваше величество, я писатель, я мыслю, знаете ли, я протестую!..." Игра Авилова в этой роли была настолько проникновенна, обнажение души было таким полным, что в истории театра остались такие легенды о потрясениях, испытанных зрителями на спектакле, о безудержных рыданиях и забытых в гардеробе пальто. Его Мольер падал на подмостки, как подкошенный цветок, умирая на сцене, как и подобает великому лицедею. И сейчас, выходя в роли Мольера на сцену, Виктор Авилов фактически играет моноспектакль, вкладывая в него не только размышления о природе отношений художника и власти, Булгакова и Сталина. Мольера и Людовика Великого, но и собственную - творческую и человеческую натуру.
Он играл странных шукшинских мужиков в "Штрихах к портрету" - безумных изобретателей, фантазеров, провинциальных поэтов (до сих пор Бронька Пупков из рассказа "Миль пардон, мадам" остается лучшей интерпретацией Шукшина в современном театра), - и благородного рыцаря Ланцелота в мудрой сатирической сказке Шварца "Дракона", поставленной еще в годы застоя бесстрашно и ярко. Он играл уродливого, крадущегося тенью по дворцовым коридорам Шута в "Эскориале" Мишеля Гельдерода, заплатившего жизнью за любовь королевы, поднявшей его из бездны к небесам. Валерий Белякович, открывший в Авилове героя, безошибочно использовал безграничную способность актера к перевоплощению и мощный темперамент. Природный талант, феноменальная при столь экстравагантной внешности мужская привлекательность, сексуальная неотразимость и харизматичность натуры сделали Авилова настоящей звездой. Интуиция и художественная смелость привели актера и режиссера к спектаклям, ставшим программными в истории театра "На Юго-Западе" - "Носороги" Эжана Ионеско, "Что случилось в зоопарке" Эдварда Олби, "Гамлету" Шекспира. Авило удивительно преображался нас цене, и это свойство сохранилось до сих пор. Худая, истощенная фигура становилась значительной, угловатые движения - стремительными и выразительными, глухой, хриплый голос - задушевным, проникающим в сердце, а резкое лицо со средневекового портрета - сияющим и прекрасным в моменты вдохновения.
Играя Гамлета (странно знать теперь, что он больше не играет принца Датского, как, впрочем, одержимого безнаказанным злодейством императора Калигулу), Авилов брал на свои плечи бремя всех страстей, сомнений и разочарований человечества. В жестко и графично выстроенном спектакле он оставался единственным романтиком, чья смерть была предрешена предательством окружающих. Предшественником его Гамлета стал Беранже из "Носорогов" Ионеско, - человек, до конца противостоящий катастрофе, остающийся последним человеком на земле. Абсурдистская пьеса Ионеско об охватившей мир эпидемии оносороживания в исполнении Авилова начинала звучать достоверно, превращаясь из сатирической абстракции в пророчество.
Он вновь превосходно доказал свою способность к яркой трансформации, сыграв чудовище-чиновника Варравина в "Трилогии" Сухово-Кобылина. Момент, когда этот монстр снимает маску, остался одним из самых ярких эпизодов спектакля.
Еще одну звездную роль судьба подарила Виктору Авилову: в инсценировке "Мастера и Маргариты" он исполнил роль Воланда - "часть той силы, что вечно хочет зла, но вечно совершает благо". Образ Мессира вышел поистине булгаковским - в меру зловещим и остроумным, глубоким и печальным. В этой роли сконцентрировалась суть, квинтэссенция булгаковского романа. Только актеру с такой яркой харизмой дано сыграть разочарованного демона, не впадая в пафос и глубокомысленные философствования. Воланд Авилова вошел, как и его Гамлет, Мольер, Калигула, в золотой фонд истории театра на "Юго-Западе".
После продлившегося больше года перерыва в театральной карьере Виктора Авилова, связанного как с разладом в отношениях со старыми товарищами, так и с болезнью артиста, он постепенно вернулся на сцену. Навалились разочарования, расшаталось здоровье. Перед спектаклем "Мастер и Маргарита" на гастролях Беляковичу пришлось без репетиций заменять в роли Воланда увезенного "скорой" артиста. К счастью, эти испытания позади. Одна из лучших ролей последнего периода - Актер в пьесе Горького "На дне", вспоминающий о своих триумфах в роли Гамлета - отчасти роль-исповедь. В этой постановке вообще удалось избежать деления на главных и второстепенных героев, дать каждому персонажу возможность полноценного высказывания.
Виктор Авилов пробует себя и в других театральных проектах, играет в антрепризе "Пляску смерти" Стринберга, Дон Кихота в Театре клоунады Терезы Дуровой, "Скамейку" Гельмана в собственной режиссуре и "Парфюмера" Зюскинда. Его приглашают повсюду, актеры с такой репутацией и внешностью - редкость. Даже в поп-клипе с Алсу, снятом на опасной грани хорошего вкуса на фоне венецианского пейзажа, он убедительно сыграл демонического скрипача, похожего на Паганини. Живописная внешность актера давно привела его в кино, где на долю Авилова выпали романтические герои в фильмах "Господин оформитель", "Узнник замка Иф", "Двадцать лет спустя". Все роли - эффектные и костюмные (в первом - художник-декадент, оживший манекен, во втором - популярнейший герой-мститель граф Монте-Кристо, в третьем - преступный сын Миледи) - используют по большей части фактуру актера, его неповторимые внешние данные. Даже по прошествии времени его герои смотрятся весьма впечатляюще, как и мрачный немец-лекарь из недавней работы актера - сериала "Петербургские тайны", собравшего ансамбль звезд отечественного кинематографа.
Однако совершенно ясно, что Виктор Авилов - актер театральный, актер от Бога, плоть от плоти театральных подмостков, что его уникальный талант - это сияние, про которое писал Евгений Вахтангов в манифесте "С художника спросится: "Куда ты дел свои искры?" Безусловно, в лучших ролях этот талант щедро озаряет своим светом тех, кому посчастливилось быть очевидцами рождения шедевров. Однажды после фотосессии для одного глянцевого журнала мы попросили его прочесть какой-нибудь монолог. "Вам как - со слезой или проще?" - поинтересовался Виктор. Естественно, мы захотели по-настоящему. Авилов читал монолог Гамлета после встречи с тенью отца. На расстоянии вытянутой руки от нас помню его искаженное болью и страстью лицо, внезапно наполнившиеся слезами голубые глаза. Хриплый голос актера дрожал и рвался, нас обдало мощной энергетической волной. У меня захватило дух: неожиданно я ощутила воздействие, рассчитанное на сотни театральных зрителей. Девушка-стилист на некоторое время потеряла дар речи и смотрела потом на него с нескрываемым восхищением. Фотограф позже жаловался на стенокардию. Я храню эти драгоценные воспомиинания и не упускаю случая оживить их. Их стоит просто "помнить, чтобы помнить", как писал гениальный Генри Миллер.