В московском Театре на Юго-Западе — премьера к началу сезона. На этот раз режиссер и актер Олег Анищенко замахнулся на «наше все» и поставил «Маленькие трагедии».
Знаменитое произведение Александра Сергеевича Пушкина уникально и всеохватно. Тут и выразительная перелицовка грехов библейских (Пушкин хотел написать десять драм, но плодотворной Болдинской осени хватило лишь на четыре), и страдания обуреваемых страстью душ, восхваление жизни, сам пушкинский характер, и глубочайшая философия. Все это богатство, «упакованное» в блестящую оболочку текстов, монологов и драматических коллизий, актуально вечно и беспредельно.
Редкий театр обошелся в репертуаре без этой емкой лирической драмы, идеально приспособленной для сцены. Сам автор называл ее «драматическими этюдами», которые он не успел или не захотел собрать воедино. Эту задачу поэт будто оставил на усмотрение будущих постановщиков.
В незабываемом фильме Михаила Швейцера «Маленькие трагедии» (1979) этюды объединяются выступлением Импровизатора в блистательном исполнении Сергея Юрского, удивительно точно проникшего в полную туманной мистики атмосферу пушкинского Петербурга.
Олег Анищенко в своем спектакле «Маленькие трагедии 2k30» пытается воспроизвести на сцене не менее туманное будущее. Даже не сразу вникшим в смысл загадочных цифр и букв названия зрителям, с первых минут становится понятно, что действие происходит не сегодня.
Нежная героиня «Пира во время чумы» девушка Мери (Алина Дмитриева) самому Пушкину представляется существом вневременным и потусторонним. Трогательная, наивная, немного блаженная, она первой является современному зрителю в облике персонажа то ли компьютерной игры, то ли одного из известных антиутопических блокбастеров. Мери становится соединительной ниточкой, на которую нанизываются поступки героев пьесы.
Всех персонажей драмы постановщик перемещает не только в «прекрасное далеко», но и в один город, подразумевая вероятно, что в 2030 году уже не будет национальных и географических границ, а сошедший с ума мир, будет вариться в едином постапокалиптическом котле. Бытие всех действующих лиц обновленных пушкинских трагедий наполнено агрессией и бесконечными батлами.
Уличные бои мужского, а порой и женского населения города, продолжительны и скучны. Непонятно зачем и за что сражаются люди 2030 земного года в живописных лохмотьях в стиле современного средневековья (художник по костюмам Анна Миминошвили). Эти схватки на открытых и закрытых ристалищах, словно типографский астеризм, отделяют маленькие трагедии друг от друга. После боя начинается истинное чудо пушкинского текста, выстроенного им драматического пространства, волшебство слова бриллиантовой чистоты.
В городе формально правит Герцог (Владимир Курцеба) — глумливый циник с замашками диктатора. Фактически — Предводитель (Олег Анищенко), пахан, которому подчиняются бандитские группировки. Почти всем исполнителям-мужчинам досталось по нескольку пересекающихся между собой ролей. Так Герцог оказался еще и мачо — Дон Гуаном, а Предводитель — стариком Бароном, Скупым рыцарем.
Все яркие и звучные монологи автор спектакля взял на себя. Не хотелось бы в этом искать «паровоз для машиниста» и думать, что не ради этого ли затеяна вся постановка? Ведь разве не мечта любого актера исполнить неоднозначный, и так много вмещающий, монолог Скупого рыцаря или вдохновенную речь Вальсингама?
Режиссер активно задействовал в спектакле молодую поросль Юго-Запада: роль грубоватой куртизанки Лауры доверили Ксении Ефремовой, порывистого Амадея сыграл Вадим Соколов, дебютант юго-западной сцены Андрей Кудзин стал Альбером, характерный Артур Хачатрян появился сразу в нескольких ролях — гостя, слепого скрипача и еврея-ростовщика Соломона.
Необычный и вовсе не пушкинский персонаж Черное (смерть) сыграла молодая актриса Зарина Бахтиева. У ее героини паучья пластика и жутковатый вид нечисти из киношного триллера. Со своей задачей актриса определенно справляется, открытым остается только вопрос необходимости такого довольно банального и затасканного, даже в философском смысле, действующего лица в теле спектакля.
Донна Анна (Любовь Воропаева) в версии Олега Анищенко дама ничуть не трепетная, не наивная простушка. Она скорее расчетлива и осторожна, и этими качествами вполне вписывается в современную трактовку пушкинских трагедий. Несчастная психопатка Луиза (засл.артистка РФ Карина Дымонт) со шрамом на всю щеку, имеет в этой версии вовсе не испуганный, а вполне бандитский вид, но в ее исступлении чувствуется изранившая душу внутренняя драма.
Для поддержания идеи одушевленных страстей в антураже спектакля используются знаменитые юго — западные бочки, из которых брызжет вода, грохочет гром, вырывается огонь. Подобная звуковая и предметная какофония, хотя давно уже на этой сцене не оригинальна, но все же годится для внешней, современной параллели постановки. С глубиной пушкинской мысли такая сценография идет в разрез и делит спектакль на две самостоятельные дорожки без перекрестка.
Итак, в сухом остатке яростное и жгучее прошлое по Пушкину через призму виртуальной будущности по Анищенко. Для чего же режиссеру, человеку не юному и явно не проводящему время за играми по монитору и просмотром голливудских дистопических картин, понадобилось уйти в такое неприглядное измерение при постановке крошечных классических шедевров? Достучаться до бурлящего молодого поколения? Способ, пожалуй, слишком лобовой и примитивный. Быть современным, модным, оригинальным? Еще хуже.
Остается единственная надежда, что вся эта гремящая и вопиющая безнадега нашего будущего с трагической невозможностью уйти от вечных пороков человеческого жития, инсценирована только для того, чтобы отбить у равнодушной и, зачастую невежественной, действительности, тихую, непоколебимую красоту литературного пушкинского слова. Погрузиться в его простые и доступные смыслы, очистить от шелухи рассудочной техногенности, ненужных человечеству войн, донести их до тех, кто думает, что никогда этого читать не станет. Не исключено, что такое погружение поможет не растратить себя, остаться человеком или даже человечеством в неоглядном и непредсказуемом грядущем.
Недаром весь длинный спектакль, зритель, мучительно продираясь сквозь шум, дым и драки, ждет подспудно и нетерпеливо освежающего глотка бессмертных пушкинских строк и невольно повторяет их за актерами: «ужасный век, ужасные сердца», «нет правды на земле, но правды нет и выше», «есть упоение в бою и бездны мрачной на краю…».
Оригинал статьи можно прочитать здесь