В Театре на Юго-Западе – горьковская «На дне». Да-да, пьеса, которую все мы в школе проходили: «человек – это звучит гордо», «ложь – религия рабов и хозяев, правда – бог свободного человека» и прочее, вызубренное наизусть. И, надо признаться, изрядно затасканное, как надоевшие лозунги. Так кому же и зачем это нужно сегодня? Ну, во-первых, драматургия Горького все активнее возвращается нынче на сцену: только в Москве идут «Дачники», «Враги» и та же «На дне» (в Театре киноактера). Во-вторых, Валерий Белякович просто не может ставить скучно, а его артисты не могут играть плохо. И в итоге уже примерно на десятой минуте действия, несмотря на одуряющую духоту в битком набитом зале с низким потолком (где и сами зрители ощущают себя как бы тоже «на дне»), начинаешь задумываться: а пьеса-то как хороша! Какие характеры – мощные, яркие! Какие мысли, страсти, драмы!
Спектакль Беляковича – это всегда энергетически заряженное зрелище, динамичное, чувственное, с отточенной пластикой актеров и всегда отличной музыкой. Он не любит пышного и подробного антуража – а в этой постановке он и вовсе лишний. Черный провал сцены. Голые черные двухъярусные нары. Рассеянный и тусклый свет, легкая дымовая завеса. И там, в этом сжатом, сумрачном, туманном и, кажется, безвоздушном пространстве, - люди. Они действительно – на дне. Вялые перебранки, безумные свары, драки, страдания и страсти…И за каждым персонажем – своя беда. Своя трагедия. Своя тоска и своя боль. Мужественный, разгульный, обаятельный Сатин (Валерий Афанасьев). Элегантно-жалкий «облезлый барин» - Барон (Вячеслав Гришечкин). Могучий здоровяк средних лет, а вовсе не традиционно-хилый старичок – Лука (Сергей Белякович). Трогательно-гротескный Актер (Виктор Авилов)…Бесконечные философствования героев играются на таком нерве и так истово, что кажется, будто эти люди вот сейчас, сегодня, на наших глазах исповедуются, ищут, с муками вытягивают, выплескивают из себя самое горькое, страшное, сокровенное. И оскорбляют друг друга (и самих себя). И защищают. И жалеют. Белякович рискнул поставить, не убоявшись, хрестоматийную, «заезженную» и давно задвинутую на дальние репертуарные полки пьесу. И поставил так, что становится и страшно, и больно, и радостно за человека. Того самого, который действительно «звучит гордо».