Еще совсем недавно подобные мероприятия назывались просто и без пафоса – «творческий вечер», «творческая встреча». Или просто – «встреча со зрителями». Сегодня они именуются «мастер-классами». Впрочем, какая-то логика здесь все же есть. В зале Центра им. Вс. Мейерхольда было много молодых лиц, вероятно, студентов, для которых эта встреча с Валерием Беляковичем, действительно, могла открыть немало тайн профессии. И – едва ли не самую главную из них: страсть служения подмосткам, на которых далеко не все и далеко не всегда реализуются полностью, но страсть от этого не тускнеет, не исчезает…
Валерий Белякович в самом начале сказал, что как актер он не реализован не в силу каких-то козней судьбы, а потому что слишком рано выбрал для себя иную стезю – режиссуру. Но, как кто-то говорит порой о «кладбище несыгранных ролей», он, пожалуй, мог бы сказать о своем персональном кладбище «сыгранных ролей» - тех, в которые было вложено слишком много не только профессионального, но человеческого, личностного. И прочитал да монолога Клавдия из шекспировского «Гамлета»: первый и молитву.
Я сказала о том, что в зале было много молодых лиц, но, пожалуй, еще больше было лиц не молодых – тех, чья жизнь в последние три десятилетия прошла на Юго-Западе: верных поклонников, привыкших смотреть каждый спектакль Валерия Беляковича по много раз. И для них за этими монологами вставал в памяти спектакль – удивительный спектакль с удивительным Виктором Авиловым – Гамлетом и Валерием Беляковичем – Клавдием. Спектакль, которому рукоплескали во многих странах мира, который идет и сегодня на сцене Театра на Юго-Западе, но играют его молодые артисты труппы, и многое изменилось в нем. А этот спектакль забыть невозможно – Валерий Белякович хорошо понимает это, поэтому он и сам вновь переживал то далекое время: когда говорил о Викторе Авилове и словно чувствовал его рядом, когда лицо его во время молитвы Клавдия было залито слезами, а он и не пытался их скрыть…
Он вообще много вспоминал в этот вечер: о своем поступлении в ГИТИС, о своих учителях – Борисе Равенских и Геннадии Юдениче, о которых сегодня, по-моему, уже вообще никто не помнит, демонстрируя короткую и неблагодарную человеческую память. О Борисе Ивановиче Равенских Белякович, кажется, готов вспоминать всегда, не жалея эпитетов, не жалея эмоций, доказывая окружающим, что был Равенских не только выдающимся режиссером, но и незаурядным педагогом. А на вопрос, чему именно научил его Борис Иванович, рассказывает историю посещения Ясной Поляны, когда Равенских, приступая к постановке пьесы Иона Друцэ «Возвращение на круги своя», повез студентов холодным зимним днем на могилу Льва Николаевича Толстого. Он пробрался по сугробам к самой могиле, снял шапку и встал на колени, а его студенты, ежась от холода, стояли в стороне и недоумевали. Это и есть то, по Беляковичу, чему научил его Борис Иванович Равенских…
А потом он читал есенинского «Пугачева», монолог Джерри из спектакля «Что случилось в зоопарке» Э. Олби, в котором они тоже играли вместе с Виктором Авиловым, и, наконец, финальный монолог Пигмалиона из спектакля «Куклы» - пронзительное, полное горечи и тоски признание человека, создавшего театр, что наступили иные времена и он уже не в силах понять: нужен ли кому-то театр?..
Два часа Валерий Белякович был один на один с переполненным зрительным залом, кажется, боявшимся дышать, чтобы не сбить ненароком ту установившуюся хрупкую связь, которая так нечасто возникает сегодня в театре. И уже потом, когда все закончилось, я поняла, что это был, действительно, мастер-класс – редкий и так необходимый сегодня мастер-класс высокого благородства и благодарности, человеческой памяти, любви к своим зрителям и страсти к своему делу.
А ведь именно это и питает мастерство, делая искусство Валерия Беляковича поистине штучным.