Не спешите... делать добро

Не спешите, ибо в спешке, суете легко перепутать где добро, а где — зло. Они ведь рядом ходят и похожи, как родные братья.
Об этом — два московских спектакля, созданные по пьесам Л.Корсунского «Концерт по заявкам» (Театр на Малой Бронной) и «Самозванец» (Театр-студия на Юго-Западе).
В программе Театра-студии на Юго-Западе спектакль лукаво назван «лирической комедией». Впрочем, почему бы и нет? Разве не смешна история о том, как шестнадцатилетний школьник Дима Корешков нанял знакомого грузчика из продмага Гришу Гусева побыть его «отцом на час» для беседы с классной руководительницей? Очень смешна! Какая там лирика — водевиль! Комичные ситуации, путаницы, недоразумения… Умереть от смеха можно. …и Гусев умирает. Только не от смеха, а от такого «добра» окружающих его людей, которые дали этому опустившемуся человеку надежду — на любовь, на семью, на жизнь нормальную. Дать-то дали, но только этим и ограничились. И разошлись. А он остался со своей надеждой. И понял вдруг Григорий Гусев сорока двух лет, что прожил жизнь зря, глупо. Не будет у него ни жены, ни сына, ни дома — ничего уже больше никогда не будет. А раз так — с грохотом рассыпается груда пустых винных ящиков в подсобке, и тяжело, страшно застывает тело «водевильного» отца-самозванца. В комической оболочке спектакля живет трагедия.
Спектакль Театра-студии начинается уже на проспекте Вернадского, где около сотни счастливцев толпятся у черной, окованной железом двери в зрительный зал. Вместо фойе — улица. Хочешь в буфет — магазин рядом. Наконец дверь отворяется и милиционер, оглядев разношерстную компанию, деловито командует: «Кто в театр — предъявляйте билеты». Порядок при входе, а заодно и зачин спектакля обеспечены.
К чести режиссера В.Беляковича, нужно заметить, что этот трюк с милиционером — действующим лицом спектакля — единственный явный штамп постановки. Подобные подсадки многократно апробированы режиссерами малых профессиональных сцен и больших полупрофессиональных студий.
…Спектакль начинается не сразу. Может быть, вместе со зрителями вошла в зал эта пожилая женщина с продуктовой сумкой? Она подходит к телефону и набирает номер. Разговор самый обыденный, бытовой, пустячный. В него вплетаются звуки какой-то эстрадной песенки. Это «балдеет» дома у магнитофона Дима Корешков. Вместе с бодренькой мелодией на сцене появляются все герои спектакля, занятые своим привычным делом: Гусев с другом Пашей пьют в подсобке «бормотуху», Олег — отец Димки Корешкова накачивает на домашнем тренажере бицепсы, милиционер Петрашов обходит свой участок.
Но вот бодренькая песенка становится чуть громче. И все преображается. Как на гоголевском Невском проспекте все предстает «не в настоящем виде». Пустые слова, банальная мелодия выходят на первый план, заставляют всех действующих лиц подчиниться, приспособиться к ритму, фальши, пошлости. Перед нами уже не жизнь — скорее кадры из какого-то нелепого мюзикла «про современность», вертлявый танцевальный китч. Этот образ двух нестыкующихся миров — подлинного и показушного, непричесанного и глянцевого — будет жить в спектакле постоянно.
«Самозванец» в постановке В.Беляковича — спектакль именно малой сцены. Режиссер укрупняет, максимально приближает к зрителю события и характеры, обнажает борьбу между реальностью действительной и мнимой.
…Тысячу раз прав был Пашка — гусевский приятель, с которым когда-то вместе они на границе служили, а теперь вот «отдыхают» в холостяцкой кухне, — не к добру самозваное это «отцовство». Вот ведь уже не только Гусев — сам участковый поверил, что Димка — Гришкин сын. Да что участковый — настоящий отец поверил было! А Гришка от счастья совсем обалдел — чай пьет, книжки читает, «всей семьей» решил на море ехать! Какой «семьей», спрашивается? Зачем он надеется?! И действительно, зачем? Жил он, конечно, скверно, бездумно. Сам виноват. Но был при этом прочно защищен отсутствием надежды на чью-либо помощь. А тут такое дело — привык к пацану, полюбил его, и мать его полюбил. И даже, кажется, заботы от них дождался. Скорой и временной.
Конечно. Утопающий и за соломинку хватается. Но эта «соломинка» его и погубила. Миражом оказалась надежда. Вот-вот вернется он из Димкиной квартиры, ухмыльнется, вяло пошутит напоследок — мол, не хочу разрушать семью, и пойдет в свою подсобку вешаться.
А по ушам будет бить очередной шлягер «про любовь», которому нет дела ни до любви, ни до Гусева, ни до нас с вами.
У многих пьес Л.Корсунского есть особенность — их персонажи появляются на сцене, начинают действовать не как живые люди, а как социальные маски. Они как будто бы одеты в прочную защитную скорлупу, «упакованы» так, что и человека-то сначала не разглядеть. Лишь знаки торчат: Классная руководительница, Трудный подросток, Пьяница, Участковый, Интеллигентная мать и т.д. Но по мере развития сюжета личины с них спадают, появляется живой, ранимый человек.
Эта «масочность» сослужила спектаклю хорошую службу. Режиссер дал каждому действующему лицу точную характерность с тщательно выверенным внешним действенным рисунком роли. В результате — ни одного актерского срыва, целая галерея узнаваемых жизненных типажей.
В.Белякович обладает каким-то особым даром использовать недостатки (и какие!) зала и сцены своего театра так, что они превращаются в достоинства. Низкие потолки, толстые складские своды, какие-то щели, дыры, дверцы, закутки — все создает образную ткань. По этим уголкам, аркам островками расставлены то кухонный стол и пара табуреток, то груда ящиков, то магнитофон с креслом, то домашний тренажер, то ряд телефонов-автоматов (подходи, опускай «двушку» и звони!). Сначала они создают впечатление какого-то бытового хаоса, но такой сценографический ход позволяет режиссеру мгновенно менять место действия, обостряя его ритм и динамику.
Если «Самозванца» условно можно назвать спектаклем режиссерским, то «Концерт по заявкам» — актерский спектакль. Тут режиссер Л.Дуров целиком доверился исполнителям ролей И.Янковскому и Л.Бабенко.
…Итак, в парке маленького города (ночь до Москвы) на газоне лежал человек. «Фирменно» одетый и трезвый. Странно, правда? Вот и Тамаре — образцовой медсестре и азартной дружиннице это показалось подозрительным. Еще не зная друг друга — они уже друг друга ненавидят. Тамара — за то, что он такой чистенький, упакованный, за то, что хлюпик, из тех, кто. По ее выражению, «окружающим только мозги пачкает», кому живется легко. А Виктор ее — за семирублевые джинсы, неженскую физическую силу, за то, что она «человеком себя чувствует только с красной повязкой и милицейским свистком в зубах». Впрочем, мало ли наговорят друг другу вздора два раздраженных человека? Да и не люди они друг для друга. Он в ее глазах — «фирмач» из столицы, она в его — «кособокая телка». Так встретились эти два молодых человека, каждый в своей скорлупе, в своей маске.
Вражда между ними не на шутку. Кажется, уничтожили бы друг друга. И поначалу все зрительские симпатии — на стороне Виктора. Он слабее, уязвимее. Наконец унижение становится непереносимым. От бессильной ненависти парень даже заплакал.
Но что это? Нет уже больше ни столичного «фирмача», ни периферийной «телки». Кончилась дуэль масок. Появились два незащищенных человека. Один — неудачливый москвский художник, приехавший на похороны, другой — одинокая девушка с больной матерью, со своим горем (завтра свадьба, а жених сбежал). Вот вам и «враги»…
Так ведут свои роли И.Янковский и Л.Бабенко. Так они и написаны Л. Корсунским, который, пожалуй, изменил бы себе, если бы не перемешал в пьесе две стихии — драму и комедию. Причем и драмы конфликтно глубокой, и комедии остроумной.
Сценография спектакля (художники С.Ставцева, Н.Эпов), хотя и выполнена с должной мерой профессионализма и художественного вкуса, не становится все же его образной опорой. Художники добросовестно создании некое усредненное место действия — живописный, увитый плющом кусочек парка, детскую площадку, газон… В этих декорациях можно сыграть любую пьесу, где «действие происходит в парке». Художники заострили внимание на живописной стороне дела и не обратили его на то, какой это парк. А он далеко не «дежурный». В нем человек закрепощен, задавлен условностями. Здесь влюбленные и поцеловаться-то толком не могут — везде глаза (город-то маленький), а оттого и фонари побиты. В этом парке соревнуются Тамара Зыкова и ее подруга Хабибулина — кто больше нарушителей выловит. Причем Хабибулина Тамаре уже «в затылок дышит»… Нет, не простой это парк. Злой, суетный, ханжеский. Здесь люди только «в скорлупе» и могут появляться. Без нее раздавят. А уж о том, чтобы добрым делом помочь — и речи быть не может. Трудно быть добрым. Особенно, если не на полчаса.
Виктор, правда, захотел. Раз беда у человека, почему не помочь? Но не нужны Тамаре его утешения, ей помощь нужна, нужно, чтоб свадьба состоялась, хоть «понарошку», для мамы, для родственников, для знакомых. Черт бы их всех побрал!.. Что ж, свадьба так свадьба — решает Виктор и соглашается «посидеть» женихом. Знакомая ситуация, не правда ли? Гриша Гусев отец-самозванец, Виктор Сысоев самозванец-жених. Но если в первом случае Гусеву «добро» делали, то во втором — это «добро» для Тамары. Одно другого стОит. Потому что, подобно Гусеву, поверившему в свое мнимое отцовство, Тамара начинает принимать игру за реальность. Она тоже получила надежду.
Виктор, конечно, искренне хотел помочь. Только уж очень спешил. Знал, сделает завтра доброе дело, посидит на свадьбе и со спокойной совестью в Москву — на закупочную комиссию. А пока можно открыть перед этой зажатой условностями, в общем-то, славной девушкой целый мир, где можно бегать босиком по траве, не боясь табличек и свистков, целоваться, стоять под теплым дождем…
Вот так, походя, разбередил человека и даже не задумался, что он завтра уедет, а она останется. Одна.
…Была у медсестры Тамары мечта, чтобы диктор по всесоюзному радио проникновенным голосом объявил: «У Тамары Зыковой заботливые женские руки. Передаем для нее по просьбе больных “Аргентинское танго”». Мечта эта исполняется. Только вряд ли Тамара слышит дикторский голос и с детства любимую мелодию. Она ушла так, что Виктор даже не заметил — когда. Ушла, потому что поняла — не любит он ее и не может полюбить — разные они. Освободила Тамара его от себя, а заодно и от обещанного им торопливого добра. Свадьбы не будет.
В эпилоге, как в неосуществленной Тамариной мечте под звуки «Аргентинского танго» танцуют два костюмированных героя. Он красавец — вылитый Виктор. Она ослепительна — точь-в-точь Тамара…
Только не будет этого никогда. И зря, пожалуй, режиссер заканчивает спектакль этим вставным эстрадным номером. Во-первых, потому что аналогичные концовки стали тривиальны, а во-вторых, потому что рассказанная театром история кончается скорее многоточием. Но и это, пожалуй, единственный «смазанный» момент в режиссерской концепции спектакля о несделанном добре. И где бы вы ни видели эти спектакли — на Юго-Западе или на Малой Бронной, они не оставят вас равнодушными, побудят к добрым делам, которые не терпят суеты.