2002

О феномене театра на Юго-Западе

Главная / Пресса / Сезон 26

О феномене театра на Юго-Западе написано много. Но поскольку наша тема напрямую касается его «основоположников», то обратимся к истокам и напомним некоторые факты. Режиссер Валерий Белякович рассказывает, как в начале 70-х годов поделился с младшим братом Сергеем мечтой создать свой собственный театр. Новый, независимый, самостоятельный. Конкретный, народный. В клубе, ы библиотеке, на улице, в любом месте. И брат Сергей с ходу воодушевился и предложил первую кандидатуру в актеры – однокашника Виктора Авилова, «рыжего», умеющего смешно рассказывать анекдоты. Оба парня по социальному статусу относились к рабочей молодежи. О театре, по их словам, ничего не знали, не ведали, во что сегодня верится с трудом. С них начался Театра на Юго-Западе., слава росла быстро, и не раз книга зрительских отзывов или газетная статья награждали молодой коллектив такими метафорами, как «восьмое чудо света», «десятая планета», «беззаконная планета в кругу расчисленном светил». Появилась сцена, о которой молодой зритель высказался в письме к актерам в крайне романтической духе: «Я хотел сегодня сойти с ума, чтобы остаться в мире, созданном вам и». И многие из публики , по их признанию, впервые испытали в театре столь сильные чувства, влюбились и поняли, что так и должно быть, что театр – это любовь. И в этой романтической любви и приверженности зрителей не последнюю роль сыграли Виктор Авилов и Сергей Белякович.

Опуская всю историю (героические дни, полные труда без выходных, разрывания между работой, учебой и театром, пробивания своей инициативы в жизнь, всевозможных лишений, в том числе и «личной жизни» - впрочем, - что это все для молодых, азартных, обаятельных, талантливых, вышедших покорять мир, получение, наконец, стационарной площадки…), скажем только, что двое первых студийцев – Авилов и младший Белякович – нести на себе весь репертуар. Молодой режиссер наращивал афишу стремительно, через пять лет в ней было уже пятнадцать спектаклей, и груды классического текста обрушились на обоих исполнителей главных ролей. В «Уроках дочкам», водевилях И.А.Крылова и Вл. Соллогуба, две маменьки – «барыни на вате», Авилов и Белякович, поражают зрителей наблюдательностью, тонкой трактовкой и юмором. Немало смеялись в зале над надеждами и разочарованиями двух интриганок, оказавшихся при пустом интересе. И оба актера стали любимцами публики. В скобках сообщаем сведения из архива театра: какие-то пьянчужки, забредшие на огонек похулиганить, немало удивились, когда две дамочки в смешных кружевах ловко выбили их вон.

В «Женитьбе» оба молодых премьера – Кочкарев и Яичница; в «Старых грехах» по рассказам А.П. Чехова оба сыграли несколько «полярных» ролей – к примеру, Авилов – несчастный французский гувернер, а С.Б. – дикий помещик, исполняющий радостный танец в честь его национального унижения; в рассказе «Хирургия» С.Б. – фельдшер, мучитель больных, Авилов – дьячок, жертва «хирурга».

В «Мольере» также «про» и «контра»: Мольер – Авилов, Д,Орсиньи – С.Белякович, в «Драконе» - Ланцелот – Авилов и Дракон - С.Белякович. Далее последовал весь гоголевский цикл, где оба актера заняты сверхплотно; и если С.Белякович – Городничий, то В.Авилов – Хлестаков, и если В.Авилов – Ихарев, то С.Белякович – Утешительный. В «Носорогах» Беранже – В.Авилов, а С.Белякович –Жан. И уже в 1983 году поставлены «Штрихи к портрету» В.Шукшина, где оба актера стремятся стать душой театра, слиться с автором, выразить его заветные мысли. Запоминающиеся сцены выхода обоих актеров в новелле «Хозяин бани и огорода» в танце под немудрящую музычку – вроде баян? – продолжаются в диалоге.

Авилов – беспечный, наивно хлопающий глазами «бессребренник», у которого баня сломалась, а он и не думает ее чинить, он добрый и безалаберный, авось кто-то или что-то выручит его – это один тип «чудика». С.Белякович – крепкий мужичок, основательный, у него в хозяйстве все в порядке, и он ни на чью доброту не рассчитывает. Но хитер, скупенек, «гребет под себя» - за то и получает от соседа «куркуля». И работают оба актера на полярных сторонах площадки, перебрасывая друг другу реплики через зал – такая идет перестрелка идей, характеров, шуток… настоящая «брань» на каком-то уже не бытовом, а историческом уровне… Но победителей в этом споре не будет, потому что и тот , и другой – Россия-матушка. Так и выдающаяся работа С.Беляковича в роли Романа Звягина (рассказ «Забуксовал»), и Спиноза-Князев и Бронька Пупков В.Авилова, и искрометная финальная «Крыша над головой», где все персонажи опять «цапаются», но уже на грани умиротворения, продолжают тему России. А музычка, как впоследствии оказалось, была трофейная, немецкая, из военного фильма, что было строжайше, как вы поняли, запрещено в ту пору, и однако эта музычка и создала неповторимую атмосферу и так оказалась кстати в освещении вечных и неразрешимых российских проблем!

«Гамлет» начинался с С.Беляковичем в роли Клавдия (при Гамлете – В.Авилове), но вскоре Валерий Белякович сам стал играть Короля. Это удивительно, короли – его амплуа, призвание, он по жизни – король.

Актеры - антиподы и вправду «не столь различны между собой, как сказал поэт: вода и камень, стихи и проза, лед и пламень… это, конечно, по отношению к ним очень условно, и все-таки их контрасты с первых их шагов на сцене во- многом определили и репертуар, и яркую театральность образов, и зримость конфликта, и как итог – успех у зрителей.

Авилов – темперамент открытый, фонтанирующий, взрывной. Типичный «неврастеник». Тонкий, взвивающийся, летящий язычок пламени в алом фраке Кочкарева. Текучий, пластающийся, вольной взламывающей – Шут Фолиаль Гамлет, Мольер, Беранже. Не знаю, хороший или нет у него музыкальный слух, - о том судить звукорежиссерам театра Анатолию Лопухову и Михаилу Короткову – но что зрителю до понятия «темпоритм», когда перед ним сама музыка? Авилов бросает себя навстречу миру – зрительному залу, его пластика кажется совершенной,, движение неутомимым, его руки стремятся прорвать завесу вечности, отделяющую Гамлета от Призрака, и вот его Гамлет даже как будто удлиняется, вытягивается, стремясь ввысь, где скрывается его отец…

Скажут: это все лирика, а ты изъясни логически. В том-то и тайна театра, что самое главное «словами» не выразишь.Как передать искру от костра, небесно-шутовское, блаженное, виноватую улыбку, золотую пыльцу на крыльях? Игра света и тени, когда все мгновенно и ничто дважды не повторяется… Не маскирующая беззащитность, хрипловатая и нежно-горестная интонация – вот еще одно неосязаемое и неизъяснимое впечатление. Все это – дар, которым в избытке наделен Авилов.

Сергей Белякович – скульптурный, неторопливо-медлительный, величественно замедляющий свое столь же стремительное движение за счет мгновенного пантомимического кадра, когда его царственная осанка принимает ту или иную «позу», а лицо – важную, загадочную мину, одновременно занимая и идеологическую позицию по отношению к противнику. Динамичность Авилова, его тонкая во всех смыслах организация буквально налетает на «статуарность» С.Б., как волна «разбиваясь» об нее, но и не отступая. Не подумаем, что у Сергея нет музыкальной партии, куда как есть! У него и гоголевский Яичница выступает, как пава, и танцует, как грациозный «слонопотам», производя изысканное впечатление мощи и изящества разом. Только его «первое» - живописно-скульптурное, застывшее в комической или трагической позе и маске, словно в древнегреческом театре. Авилов – стихийный, переливающийся через все края, одним жестом смахивающий все рамки, ограничивающие его свободу, и все-таки почти никогда не нарушивший основного закона театра – меры. У Сергея – свое, органическое чувство меры, он и маску носит, как лицо, и тает на нем любая маска, и оттого ему всегда обеспечено сочувственное внимание аудитории.

Трудно сосчитать, сколько незабываемых ролей сыграл С.Белякович – среди них жемчужинами сверкают гоголевские Утешительный, Миша и Христофор Бурдюков из «Тяжбы», Максим Глебов из «Старого дома» А.Казанцева и Глоба в «Русских людях» К.Симонова, Муромский из «Свадьбы Кречинского» и «Дела» А.В.Сухово-Кобылина и Гриша Гусев из «Самозванца» Л.Корсунского, Банко («Макбет»), Флориндо («Слуга двух господ»), Пичем «Трехгрошовая опера» и др.

В начале ХХ века символисты утверждали вслед за древними, что жизнь ( и и отвечающее ей искусство: слово и музыка, космос и логос, Аполлон и Дионис) состоит из двух начал – твердого вещества и текучего состава, окружающего это вещество, вступающего с ним в конфликт, и все-таки единое с ним. А режиссер Валерий Белякович однажды сравнил свой театр с «детством человечества». Как будто соотносился с античностью. Да нет же, не соотносился «специально»! Просто из незашоренности, из чистой радости игры выросло нечто первозданное, коренное, преемственное от самых основ.

Черно-белые поля театра складываются из динамики и статики, света и темноты, музыки и слова, из смыслового противостояния добра и зла. На этой оси, как живые полюса, держат спектакль Виктор Авилов и Сергей Белякович, и гармония рождается из их враждебного дуэта, из противоборствующих начал, которые они олицетворяют.

Оба актера – заслуженные артисты России, оба много играют, и дуэт, о котором идет речь, не единственный. Такие же мощные партнерства состоялись у них с Гришечкиным, Ваниным, самим Валерием Беляковичем. А юбилейный год обоих премьеров, возможно, ознаменуется постановкой «В ожидании Годо» С.Беккета, где они вновь выступят в своем оригинальном философском дуэте, пролегающем в русле самой жизни.

2002