Сергей Белякович... Сережа... Серый, как называли его и друзья-артисты, и поклонники- зрители. С него, в сущности, начался Театр на Юго-Заладе, потому что именно его, свое¬го младшего брата, позвал, поманил Валерий Белякович в задуманный им театр, а Сережа привел двух своих одноклассников — Авилова и Макарова. Это уже потом, поз¬же, приходили остальные, а он, Сергей Белякович, стал первым артистом нового, только еще рождающегося театра.
Не имея никакого специального образования, он прошел школу Валерия Беляковича от начальных классов до университетов, потому что сам Господь Бог одарил его незаурядным талантом и завидной восприимчивостью. Он был насквозь театрален, остро чувствуя природу комедии ли, водевиля, фарса, драмы, трагедии. Не могу вспомнить, в каком именно спектакле я увидела его впервые, кажется, в гоголевских «Игроках», но впечатался он в сознание, заворожил своим существованием на сцене с первой же нашей встречи, когда он был на сцене, а я - в зрительном зале. Его Утешительный был сдержан, спокоен внешне, но ни на миг не забывал, что игра идет серьезная и жестокая, в которой нельзя ни на секунду расслабиться и забыться, потому что обрушится тогда столь тщательно выстроенный карточный домик... Сережа Белякович был незабываемым Муромским в «Трилогии» А.В.Сухово-Кобылина — полным достоинства и стыда за своих ошалевших от прелестей светской жизни сестру и дочь, он держался в первой части чуть скованно, разговаривал отрывисто и немного настороженно с Кречинским, Расплюевым, а во второй, становясь жертвой судебной машины, попав в ее «колеса и шестерни», раскрывался в своем горе сильно, темпераментно, горячо и бился, бился за правду, которой не было и быть не могло, до последнего вздоха... А каким он был в шукшинских рассказах, особенно — в «Хозяине бани и огорода»! Нахрапистый куркуль, для которого нет ничего превыше накопленных жизненных благ...
Я могла бы вспомнить все роли Сергея Беляковича, но для самого скромного описания их понадобилось бы множество страниц. И я решила не вспоминать — говорить только о тех, что всплывают в памяти сами, не дожидаясь зова и не заставляя напрягаться.
Я произношу его имя и вижу Жана в «Носорогах», мучительно и страшно превращающегося на наших глазах в животное — никаких приспособлений и спецэффектов: только глаза человека, наполненные ужасом неизбеж¬ного, только резко меняющаяся пластика. А еще я вижу слугу Бьонделло из «Укрощения строптивой» — лукавого, с каким-то особым длинным взглядом, пытающегося сосредоточиться на испугавшей его мысли, чтобы как-то осознать ее. «Убилй человека...» - повторяет он на разные лады, то прищуриваясь, то уморительно широко распахивая глаза... А еще я вижу сеньора Капулетти из «Ромео и Джульетты» — жестокого и жесткого отца не на шутку влюбившейся девочки, которому надо но что бы то ни стало породниться с могущественным Парисом. А еще я вижу странника Луку из горьковского «На дне» — мудрого, всевидящего и псе понимающего утешителя, которого «мяли много», потому и стал он таким мягким. А еще... и еще... и еще...
Но подлинное потрясение, которое принято называть катарсисом, приходило на спектакле «Самозванец» Л.Корсунского - немудрящей пьесе советских времен о подростке, который попросил дворового алкоголика грузчика Гусева пойти в школу вместо его отца. В этом спектакле Сергей Белякович играл очень горькую судьбу одинокого человека, неожиданно для самого себя и искренне потянувшегося к тому, о чем и не ведал никогда — к теплу семьи, к собственному дому, к сыну... Он удивительно насыщенно жил в паузах, по его глазам в маленьком юго-западном зале читалась и переживалась каждая, едва мелькнувшая мысль, каждое, едва проснувшееся чувство. И в финале, когда все возвращалось на круги своя и Гриша Гусев оставался один, но с изменившимся до неузнаваемости сознанием, он просто расшвыривал с грохотом сложенные ящики, а потом — снова их складывал аккуратной горкой... И глаза застилали слезы от горького, неистребимого сочувствия этой нелепой жизни... Он был веселый, красивый, Сережа Белякович. Вместе со своим старшим братом Валерием он строил этот театр от первого кирпича до последнего гвоздя, и душа его никогда не сможет покинуть эти стены, а будет обретаться здесь, в единственном театре его жизни.
Сергей Белякович... Сережа... Серый... Как мало отпустила тебе несправедливая судьба. Как много дала она тебе трудного актерского счастья. Как щедро ты дарил нам свой яркий талант. Разве можно это забыть когда-нибудь?..