«Макбета» нечасто увидишь сегодня на сцене. Мрачная громада шекспировского гения не вызывает решимости у режиссеров. Зная же огромный (тридцать названий) и серьезнейший репертуар театра на Юго-Западе я ничуть не удивляюсь появлению тут «Макбета». (Шекспировские «Гамлет», «Ромео и Джульетта», «Укрощение строптивой» здесь уже есть). И вижу, что Белякович, как всегда настроен крепко и серьезно.
«Макбет» - пьеса, очень защищенная традициями «стихотворно пышного» Шекспира, какового встретить в подвале на Юго-Западе мы бы никогда, наверное, не смогли. Белякович явил нам очередную акцию «штурма и натиска», ставших уже легендой его стиля и двигателем всех замыслов. Увидел в «Макбете» величайшую пьесу о «силе судьбы», грозно гонящей человека к назначенной цели, и смоделировал эту экспрессию горячечного, головокружительного движения, порожденного гибельным и преступным тщеславием.
Белякович выдал очередной свой «мужской» спектакль с необычайно выраженной «мужской» поступью, с мощной наступательной остротой и обжигающим дыханием. Даже шекспировские ведьмы, подлые «пузыри земли» предпочли у него быть мужчинами. Мужской дух этого зрелища - в его экспрессивном стремительном стиле, который, впрочем, давно уже мифологизировался в пределах этой сцены и в нашем понимании этого театра. Белякович всегда видел жизнь, идущей в неистовом ритме, в атмосфере сгущенного напряжения и борьбы – что, в общем, отражает его человеческую и творческую суть.
Движение его «Макбета» похоже на бешеный поток, летящий с кручи и уносящий вас вместе с собой; поглощающий, стремящийся раздавить; напор его так силен, что мы едва поспеваем за течением. Думаю, Белякович по-своему воплощает шекспировские принципы «крепкой спаянности сцен и непрерывно развивающегося действия». Получивший толчок судьбы Макбет (Валерий Афанасьев) совершает свои злодеяния без пауз и передышек, на одной сумасшедшей спринтерской дистанции, по пути решительно выбрасывая сцены и сокращая текст. Убийство короля Дункана открывает путь к незамедлительному счету последующих убийств, совершаемых им с мрачной неистовостью. И все это – в окружении всеобщей грозной экзальтации, сопутствующей движению интриги и обнажающей движение мысли спектакля: рок всесилен, твой спор с ним бессмыслен.
Хотелось бы долго с чувством описывать, как создается в маленьком зальчике Беляковича это общее «наступательное» движение его «Макбета», этот всеподчиняющий ход рока, поглотившего человека, как мчится стремнина из осатанелых музыкальных ритмов, световой оргии, бурного слалома массовки в лихрадочных перебросках фигур, шеренг и колонн, взвинченности речей, доходящих по предела напряжения и до такого же предела выматывающих зрителей.
Все это – знакомая фактура беляковичского действия. Этому режиссеру не надо постигать и изобретать законы театрального ритма. Ритм в его натуре и крови.
В чем особая красота его «Макбета»? Движение роковых сил и грозных событий в шотландском королевстве обходятся не только без какого-либо вещественного окружения, но даже практически без декораций. Белякович – принципиальный «аскет». Единственная деталь декорации, созданная им для «Макбета», - большая железная дверь с двумя створками, вращающимися вокруг своих осей и сметающими все, что попадает в их орбиту.
Актерские краски персонажей «Макбета» с привычной сочностью положены на суровый грунт здешней сцены. Их мрачное наступательное вдохновение, выразительная грубость черт, резкие экспрессивные характеристики. Мощные порывы голосов, сильные мужские тела, брутальные воинственные жесты. Общая экзальтированная поступь с хоровыми вспышками гнева, буйства, отваги, неистовства, храбрости и куража. Вот актерская стихия спектакля.
Да, все это преимущественно мужские силы, что являют являют оплот беляковичской сцены. Хотя есть тут и звезды женского пола, их меньше, чем мужчин, но они тоже возвышаются и сверкают. И если мы говорим о ведьмах, искусительницах и пророчицах Макбета, то Ирина Бочоришвили, играющая Леди Макбет, здесь первая ведьма. Разметанные длинные волосы, злой темный рот, стальные глаза, а все существование – непрерывное полыхание грозных сил. Прекрасная опора изнемогающему на своем пути Макбету.
Белякович никогда не был моралистом. Насколько я понимаю, его цель – пережить опыт собственного общения с кипящей магмой великой шекспировской трагедии. Создать силовое поле беспросветного кошмара, на путь которого вступает человек, преступно восходящий к власти. И явить нам сущеность фантастической веры в предсказание судьбы, превратившейся в безумие. Я не услышала у Беляковича осуждений, высказанных с устрашающей энергией. Для него важны не осуждения, а проникновение в грозный ход шекспировской интриги, стремление почувствовать масштаб и магию темы. А зритель уж пусть черпает и уносит из этой темы столько, сколько в состоянии унести.