«В СПИСКАХ НЕ ЗНАЧИЛСЯ» НА СЦЕНЕ ТЕАТРА НА ЮГО-ЗАПАДЕ
22 июня в Театре на Юго-Западе представили премьеру «В списках не значился» о защитниках брестской крепости. Этот спектакль нельзя назвать размышлением на тему «как мы пришли к Победе». Он весь, целиком и полностью, о кошмарах войны, о ее безумии и тяге к разрушению.
Борис Васильев принадлежит к поколению писателей-фронтовиков, которые попадали на фронт, едва окончив школу. Поэтому о том, как себя чувствовали юноши и девушки, которые только вчера строили планы на жизнь, а вместо этого шагнули навстречу смерти, он знает не понаслышке. Его романы «А зори здесь тихие» и «В списках не значился» экранизировали и в советское, и в постсоветское время – и всегда получался рассказ о победе, наполненный героическим пафосом и подвигами.
Но в спектакле Максима Лакомкина до победы еще далеко – а ужасы войны уже совсем близко. В этой военной драме на первый план выходят детали из текста романа, которые обычно упускают на уроках литературы и в кино.
Первое, что видит зритель, – бумажные журавлики, подвешенные над сценой. Чуть ниже темнеют три круглые платформы, выстроенные по диагонали, на заднем плане поблескивают зеркальные колонны. И среди сумрака именно белые полупризрачные птицы дают надежду.
На что надеяться, если смерть Николая Плужникова давно стала легендой о настоящем русском солдате? Наверно, на то, что герой отщипнет свою частичку счастья в череде сражений и войны.
Эта вера – абсолютна и иррациональна. Именно на понимании ее ложности строится вся первая часть спектакля. Герои талдычат фразу о ненападении на протяжении нескольких сцен, она приучает их говорить то, во что они не верят и не прислушиваться к голосу разума, который все-таки прорывается в деталях, в случайных репликах, маячит за темными фигурами немецких солдат.
Плужников называет себя «командиром красной армии», но, по сути, ведет себя как мальчишка. А мир уже трещит по швам, когда он дарит Вале (Алина Лакомкина) поцелуй, когда пропускает свой поезд, чтобы послушать рассказы сестренки Верки (Елена Лунцова), когда ныряет в толпу заезжих солдат в темных шинелях и остается «на вольной» подольше, чтобы побыть со своим тезкой в местном клубе.
Московские и минские сцены семейного благополучия вырисовываются режиссером вполне в духе комсомольских фильмов и нестыковкой прекраснодушия, иллюзорного благополучия и реальности вызывают недоумение зрителей. Верка талдычит «хочу быть киноартисткой» и мечтательно кружится, Валюшка робко «по любви» целует офицера, мама Плужникова машет руками и чуть не плача говорит, как же Колька похож на своего отца. Все их слова размывают эхо, постоянные перебежки от платформе к платформе.
Иллюзию мирной жизни разрушает Рувим Свицкий (Андрей Санников). Он, наконец, обнаруживает несовпадение желаемого и действительного, показывает Коле реальное положение дел, которое вырисовывалось только намеками.
Реальная жизнь – это второе из трех измерений спектакля. Здесь – темнота, музыкант-еврей со своей скрипкой, молодая Мирра, череда солдатов и мирных жителей. На Плужникова смотрят волком, как на пришлого, ему не доверяют и считают чуть ли не шпионом. Шепчет что-то в сторону тезка Коленьки, неодобрительно косятся подопечные тети Христи (Галина Галкина) – «первогодка» Волков (Егор Кучкарев) и старший сержант Федорчук (Александр Шатохин).
Эта незнакомая жизнь как будто ускользает сквозь пальцы Николая, ее почти невозможно поймать в сценическом замирании. И такая неуловимость вызывает тревогу – все вокруг кажутся «командиру Красной армии» предателями и врагами, трусами и идиотами.
Принципу неуловимости подчиняется и появление Мирры (Анны Рыковой) – хромой еврейки, помогающей в крепости. В ней потом герой обретет поддержку, а пока эта тихая девушка с серьезными глазами почти что мимоходом спасает Коленьку при знакомстве с гарнизоном.
Война приходит на сцену ослепительно белым светом и словами Петьки Сальникова (Вадим Соколов) – контуженного солдата без формы, который едва успел унести ноги из местного клуба. Максим Лакомкин настолько незаметно и стремительно разворачивает всех лицом к военному времени, что поначалу все не особо верят в эту метаморфозу, не меняют пластики и манеру разговора – по сути, ужасающие события и приказы сообщаются обыденными голосами.
Накатывающее безумие войны постепенно изменяют Плужникова и сослуживцев, искажают, из обычных людей делают монстров. Неоново-синее пространство наполняет их столкновения бесконечными кошмарами. Война загоняет героев в свои тиски и ставит перед выбором.
Неотвратимость кровопролития парализует и лишает рассудка. То чувство недоумения, которые вызывало предчувствие катастрофы, перерастает в страх. Но белые журавлики все так же оставляют мимолетную надежду на то, что это не конец. Николая Плужникова окружают разные люди. И каждый во время войны обретает собственную веру – в армию, в жизнь, в любовь. Они верят так, как это умеют делать русские люди – абсолютно и искренне.
Плужников верит в силу духа: «Вот если каждый, каждый солдат, понимаешь, сам себе приказ отдаст и выполнит его – сдохнет немец. Сдохнет! И война сдохнет. Кончится война». Пограничник Володя Денищик (Алексей Матошин) верит в свою ответственность перед Отечеством и не всегда верит приказам. Петька Сальников (Вадим Соколов) верит, что вернется домой, в деревню под Смоленщиной, где все – Сальниковы. Старшина Степан Матвевич (Константин Курочкин) верит в то, что убил одного немца («За двоих не скажу, а один точно упал. Точно».)
Иногда эта вера идет вразрез с общепринятой. Так, например, старший сержант Федорчук (Александр Шатохин) ради спасения своей жизни идет на предательство, собирается сдаться немцам, размахивая украденными белыми бинтами. Николай выслушивает его историчное «А мы вход – заложили!», – и как будто случайно убивает предателя.
Фашистские солдаты то и дело проникают на сцену тенями, голосами и призраками – обещают пощадить противников, если те сдадутся, безмолвно стоят за спинами. Лишь однажды немец заговорит с защитниками крепости – опытный Сергей Бородин жестами показывает историю «орбайтена» и его семьи. Николай выслушивает эту историю, полную страха смерти, отбивает «Ком, форвардс, шнеля!» и идет убивать немца. Но колеблется – отпускает и скручивается в комок.
Мирра и Николай верят друг в друга, а война все выворачивает наизнанку: даже их первую любовь. Немец, спасенный Плужниковым, расправляется с девушкой – и это единственная сцена насилия в спектакле, которую показывают в динамике и в развитии. Николай поворачивается к ней спиной – в романе Мирра не хотела, чтобы он видел ее смерть.
«Крепость не пала: она просто истекла кровью. Я – её последняя капля», – эти слова произносит перед смертью Николай Плужников, именно по ним обычно вспоминают и сам роман, и историю «последнего русского солдата». Максим Лакомкин превращает финальные сцены в аполог безумия, где есть место для героев – но нет места для людей.
О романе Бориса Васильева «В списках не значился» обычно говорят заученными еще в школе фразами: «это история о подвиге», «подлинный рассказ о жизни русского солдата». Нисколько не умаляя все эти характеристики, режиссер Максим Лакомкин предлагает свою трактовку этого романа.
Плужников умирает непобежденным, но потерявшим все и всех. И сам спектакль получается – не о героическом пафосе, а о слишком высокой цене победы, внутреннем преодолении страхов, обретении веры и ее проверке на прочность. А еще – о герое, у которого право на человечность не могут отнять никакие испытания.
Оригинал статьи можно прочитать тут