Алиса Никольская • «Экран и сцена», №41 (509), октябрь 1999 г. • 01.10.1999

Пригоршни цветов и убийств

Главная / Пресса / Сезон 23

Нельзя не заметить, что сегодняшний театральный зритель помолодел. Конечно, в театр продолжают ходить люди разного возраста, пола и вероисповедания, но самыми неуспокоенными, увлекающимися и откликающимися на любое сценическое действие стали молодые. Это вполне объяснимо: в период всеобщей переоценки ценностей и неустойчивых ориентиров современный молодой человек вынужден самостоятельно искать и приобретать жизненные опоры.

Трудно сказать, рассуждал ли так режиссер Театра на Юго-Западе Валерий Беляковяч, когда решил вновь, спустя десять лет, вернуться к некогда освоенной им пьесе А. Камю «Калигула». Но выпущенный им спектакль оказался обращением прежде всего к молодым людям. Страшная, и вместе с тем философская история о познании мира, о поиске места в жизни – и о чудовищном крахе, обрела точное сегодняшнее звучание. А модный ныне «красивый» цинизм показал свою оборотную, не самую привлекательную сторону.

Не зная хотя бы поверхностно сюжет пьесы, невозможно и предположить, что заполнившаяся людьми сцена представляет собой дворцовые покои. Маленькие, суетливые человечки в классических офисных костюмах и огромных очках, скрывающих лица, напоминают скорее сотрудников какого-нибудь КБ доперестроечных времен. И гудит это КБ, как растревоженный улей, ибо начальник без видимых причин отправился в отпуск, а указаний относительно дальнейшего существования не оставил. Хорошо чувствует себя лишь Керея (И. Китаев). В отличие от других, он любую ситуацию способен обернуть себе на пользу. Поэтому никогда не паникует, не прячет лицо и демонстративно носит на носу розовые очки, которые, как надежная маска, скроют его истинные мысли. А до поры до времени он подчиняется правилам игры.

Пьеса А. Камю очень выигрышна для актеров. Каждая роль по сути своей – отдельный спектакль, есть где развернуться. Кроме того, немаловажно, что некоторые персонажи, и в первую очередь сам император, очень молоды. Об этом временами забывают некоторые постановщики, в связи с чем возникает неувязка: как-никак, если императору двадцать пять (а позже – двадцать девять лет), то сложно убедить в этом публику, предъявляя ей человека неопределенного возраста. Ведь именно молодость героя обостряет основной сюжетный конфликт. Поэтому Валерий Белякович счел важным подчеркнуть это, поручив роль императора актеру О. Леушину. Эффектный юноша, с грацией тигра, завораживающим голосом и ясными глазами, заметно отличается от окружающего его «рагу из физиономий». Он изящно жонглирует масками, как и человеческими жизнями, театральность у него в крови, и кажется, что притворяться для него не составляет никакого труда. И убивает он, как улыбается, - легко и красиво. Создается ощущение, что Калигула убивает не руками – своими или чужими, - а обаянием своей натуры. Словно ночной цветок – из тех, кто обладает красивым соцветием и смертоносным ароматом.

Однако у любого притворства есть пределы. Жизнь не терпит давления – она начинает мстить. В том числе и разладом с самим собой. Показная невозмутимость и непробиваемость оборачивается сломом и ужасом, чудовищной слабостью. Незаметно приходит осознание, что силе небеспредельны, что управится с патрициями просто – куда сложнее совладать с собой, с реальностью, которая упорно не желает прятаться обратно под маску. Показателен эпизод, когда после превращения в Венеру Калигула отпускает патрициев движением руки – привычным, царственным, легким. И по мере того, как они удаляются, небрежно вытянутые руки начинают опадать, прямая спина – сгибаться, вся уверенная, величественная фигура сжимается, и император превращается в комок. Одинокий и несчастный. И с этого момента игра становится трагедией. Если и возникает очередной балаган, то, скорее, по инерции. В сцене с поэтическим турниром это видно особенно: Калигула делает последнюю попытку стиснуться в маску, но она слетает от одного слова поэта (А. Иванов), своеобразного alter-ego Калигулы, знающего о нем больше, чем тот сам о себе знает. И в одночасье разрушается все, вокруг остаются одни призраки: дружбы – в лице Сципиона, нелюбви – в лице Цезонии (О. Иванова), власти – в лице патрициев. Жестокий шут превращается в ребенка, оказавшегося один на один со взрослой жизнью. Жизнью, которая скоро завершится, потому что нет сил ее продолжать. И предсмертные крики Калигулы становятся не столько криками боли, сколько криками освобождения.

Спектакль Валерия Беляковича, при всей его жестокости и открытости, никому не выносит приговора – ни императору, ни его окружению. Крах императора – трагедия не только для его собственной жизни, но и для патрициев: ведь лишившись «головы», они снова превратятся в жалких, растерянных и безвольных человечков, какими они предстали в самом начале спектакля. «Калигула» Театра на Юго-Западе – спектакль не только о трагедии личности и общества. Одиночество, бездушие, нелюбовь, поиск смысла бытия и познание его через смерть – все, что есть в спектакле, и все это – болезни нашего времени. А каково же лекарство? Может, стоит снова прийти в театр, чтобы снова найти на это ответ?

Алиса Никольская • «Экран и сцена», №41 (509), октябрь 1999 г. • 01.10.1999