Чеховские "Три сестры". Вы помните эту пьесу – светлые платья, мундиры, солнечные берёзовые аллеи и цветы, цветы повсюду? Красивые люди, красивые мысли, красивые порывы, красивая жизнь. А они всё ищут чего-то, всё маются, и всё им чего-то не хватает… Вот такое, может быть, слегка утрированное впечатление производили на меня "Три сестры", виденные ранее, в других постановках.
Как же много значит антураж! У режиссёра Валерия Беляковича сёстры не в кружевах и шляпках, а в рубашках и брюках. А господа офицеры – в крапчатых беретах. А вместо аллей и цветов – решётки и минимум света. Всего-то: камуфляж вместо эполет и интонации жёстче. И тогда мы замечаем, что господа офицеры и товарищи офицеры – суть одно и то же. Что ментики и кивера – из того же видеоряда, что погоны и кокарды. И что шпоры не для того, чтобы звенеть ими на балах, совсем не для того. И что гарнизонный городок – это гарнизонный городок, в каких бы цветах и берёзах он ни утопал. В нём счастлива может быть лишь Наташа (Г.Галкина), это её мир, такой неистребимой и невероятно живучей во все века Наташи, которая прибирает жизнь к рукам и распоряжается ею с уверенностью и простотой армейского каптера. Наташа, о которой её несчастный муж Андрей (В.Гришечкин) говорит так: "… Жена… Она честная, порядочная, ну добрая, но в ней есть при всём том нечто принижающее её до мелкого, слепого, этакого шершавого животного. Во всяком случае, она не человек… Я люблю Наташу, это так, но иногда она кажется мне такой удивительно пошлой, и тогда я теряюсь…" Раздавленный гарнизонным городком Андрей Прозоров. Он, также, как и его сёстры, не из этой жизни, но он слабее, чем они, и потому – безнадёжнее. (Удивительна, неожиданная роль В.Гришечкина, столь привычного в разудало-капустничном хохмачестве и вдруг такого глубоко трагичного.)
И ещё понимаешь, что Москва, в которую так рвутся сёстры, не есть географическое место. Есть этот городок, где от ума – горе, где знать три языка – ненужное излишество, вроде шестого пальца на руке, и нет вовсе никакой Москвы. Она – оттуда, из детских воспоминаний, когда каждый ещё умеет быть счастливым. Когда ночью, переборов страх, удираешь из дома - и по тропинке к реке, а в ней рыба плещется, плещется, как сумасшедшая, и ты готов визжать от дикого, распирающего тебя восторга. А теперь детство кончилось, и вместе с ним кончилась Москва, оставшись в воспоминаниях смутной и нереальной мечтой. Верность мечте более всех сохраняет Ирина (К.Дымонт), она – самая молодая из сестёр, она – это я и моя подруга юности Галка в наши с ней студенческие годы, когда мы ещё верили, что жизнь впереди будет обязательно прекрасной и человек сам кузнец своего счастья, надо только очень постараться… А как постараться, мы с Галкой не знали, и Ирина не знает. Так, абстрактное – любить, работать… Ирина быстро взрослеет, всё более становится похожей на сестёр, одна из которых (Ольга – Н.Персиянинова) отдаётся работе, другая (Маша – О.Иванова) – любви, но от этого они уже не ждут счастья. Перестает ждать его и Ирина. Где та Москва? Вот Вершинин (В.Афанасьев) ищет её во времени: "… таких, как вы, после вас явится уже, быть может, шесть, потом двенадцать и так далее, пока, наконец, такие, как вы, не станут большинством. Через двести, триста лет жизнь на земле будет невообразимо прекрасной, изумительной", - убеждает он сестёр. И себя. Может, и вправду верит в это?
А милый, честный и цельный Кулыгин (С.Белякович) принимает любые обстоятельства, не ищет другой жизни. Но уж очень он безропотен, бедный Кулыгин, и его мучительно, невыносимо жаль.
Лишь один человек здесь умеет мириться с обстоятельствами, которых не изменить, преодолевать те из них, что преодолеть возможно, и отличать первые от вторых. Случайно или нет, он, живущий законами здравого смысла и здравого сердца, - немец, барон Тузенбах (А.Ванин). Но ему не место в гарнизонном городке, и городок уничтожает его – физически.
А сёстры – Ольга, Маша, Ирина – всё не оставляют надежды изменить неизменяемое. В финале они втроём выталкивают на середину сцены рояль, дабы он занят, наконец, подобающее ему место. А счастья нет, нет…