Сергей Бородинов - настоящая звезда московского Театра на Юго-Западе. Человек с беспокойным геном творчества внутри. С детства вовлеченный в театр, он шел к своей профессии на удивление извилистым путем. Истинный художник, склонный к бесконечной самокритике и тому, что Станиславский называл "артистическими сомнениями", Сергей не устает "учиться, учиться и еще раз учиться", хотя сам давно являет на сцене идеальный образец актерского мастерства. Человек - театр, артист до самозабвения.
Сергей, актерский дар отмерен вам необыкновенно щедрой мерой. Образование, оно, конечно, много значит, но стоит словно особняком, потому что есть в вас еще что-то: какой-то внутренний свет, внутренняя сила, вы умеете наполнять роли собой. Когда вы поняли, что вы актер и не можете быть никем другим?
В третьем классе я написал сочинение "Хочу быть клоуном". В то время по первому каналу телевидения часто показывали цирк. Мне было очень смешно, интересно и хотелось делать то же самое. В моих детских представлениях я выходил на круглую площадку и всех смешил. И, если люди смеются, значит им хорошо от этого человека.
В 1988 году мне повезло попасть в Каспийский драмкружок при народном театре города Каспийска. Вернее, театра было два с разными руководителями. Владимир Дмитриевич Цаур занимался людьми более зрелого возраста, а Валерий Иванович Капранов занимался с молодежью от двенадцати и до армии. Я попал к Капранову и получил свою первую роль. На юбилее завода Дагдизель мы показывали сценки, и я со своим другом сыграл мальчика из "12 стульев": "Дядь, дай 10 копеек!". Потом в новогодней сказке я получил первую серьезную роль - Буратино, в "Новогодних приключениях Буратино". После этого я уже просто не смог без театра жить. Я убегал из школы, прогуливал уроки и все это время проводил в театре. Я не думал тогда о том, чтобы стать актером. Я вообще не думал, просто меня это влекло, затягивало. И затянуло до такой степени, что меня стали выгонять из школы за пропуски, за плохое поведение.
Я занимался еще в музыкальной школе - моя бабушка мечтала, чтобы я стал музыкантом, меня готовили в консерваторию по классу фортепиано. И вот бабушка собрала директора школы, педагога по музыке, классного руководителя и они все пошли к В.И. Капранову, чтобы оградить меня от тлетворного влияния театра. Я очень волновался, потому что бабушка - волевой человек. Я шел наперекор ей и для меня единственным спасением могло быть то, как они договорятся с руководителем. Владимир Иванович отменил репетицию, заперся с ними в кабинете. Часа через полтора они ушли красные и потные, а Капранов подошел ко мне и сказал: "Все, ты официально можешь ходить на репетиции". После этого мой педагог через какое-то время куда-то уехал, и я попал к В.Д. Цауру. Там играло поколение старше меня минимум на семь лет.
После школы я не захотел поступать в музыкальное училище и для этого благополучно завалил литературу, хотя по специальности я прошел. У меня две было специальности на тот момент: фортепиано и духовой оркестр по классу трубы. Все это я сдал и понял - если сейчас не завалю экзамен, то мне придется идти дальше. Я и завалил - сказал, что я не знаю "Повести о настоящем человеке" про Маресьева. С легким сердцем я пошел на завод, в вечернюю школу и продолжал заниматься в драмкружке. На самом деле, для меня это было важнее всего. Чем старше я становился, тем чаще у меня появлялись мысли о том, чтобы стать актером. Я стал узнавать, как это делается. Одна девушка из драмкружка уехала в Воронеж, там училась на актрису. Анжела Пинчук, сейчас она заслуженная актриса России. Я все ждал, когда же она приедет в гости в Каспийск, чтобы ее расспросить. Меня отговаривали, говорили, что нужны связи и куда ты поедешь из Дагестана в Москву! Желание не пропадало.
Однажды к нам на завод пришел В.И. Капранов. Как он меня нашел на заводе - не знаю, как проник на предприятие оборонного значения - тоже не знаю. Но он прошел, нашел меня в цеху и спросил: "Хочешь на профессиональную сцену?". "Хочу!". "В Махачкале идет набор в театральную студию при театре. Ты сразу будешь выходить на профессиональную сцену, и, если ты хочешь, я завтра же тебя отвезу, ты покажешься". Я беру отгул на заводе, едем туда, я показываю какую-то муть, хамлю главному режиссеру, который меня отсматривает. "Хамлю" в хорошем смысле: он просит меня рассказать анекдот, но только не про евреев, потому что он сам еврей, Асланов Эдуард Павлович. Я, естественно, рассказываю про евреев, показываю ему кусок из какой-то сцены, читаю стихотворение. И меня берут во вспомсостав третьей категории пятый разряд. Я за две недели увольняюсь с завода. Так все буквально за два дня в моей жизни перевернулось, благодаря В.И Капранову.
Через год студия прекратила свое существование. Я остался в театре как актер. При Дагестанском госуниверситете открылся курс актерского мастерства. На следующий год я туда поступил и стал учиться в университете. Преподавали мои коллеги по цеху, на актерское мастерство, на сценодвижение я не ходил, я все это получал в театре, смотрел, как работают мои партнеры. С того момента, как Владимир Иванович нашел меня на заводе, я твердо решил стать актером.
Дагестан - не театральная республика. Там для того, чтобы быть актером нужно иметь упрямство. Окружение, в котором я общался - завод, улица - задавали мне, например, такой вопрос: "Что вы там, в концерте, ногами дрыгаете?". Нужно было очень много времени, чтобы объяснить людям, что это такое. Я закончил университет и понял, что я работать в Махачкале больше не хочу. Во-первых, паспортный режим в городе - рядом Чечня. Мы объездили все блокпосты, все военные точки, лагеря для беженцев со своими спектаклями. Побывали во многих крайне щекотливых ситуациях. Попадали в заслоны, в перестрелки, к счастью, нас "выносило" оттуда. И вот я получил на руки диплом и что дальше с этим делать - не знал. Я ехал в маршрутке домой и увидел Капранова, который по всем моим источникам должен был уже пять лет жить в Краснодаре. Он опять появился в моей жизни. Я выскочил из маршрутки, мы встретились, я ему показал диплом, и он сказал: "Все, езжай в Россию". Все, что не в Дагестане - это все Россия.
Выбор мой пал на Нижний Новгород, у меня там живет брат. Я приехал в Нижний, время было отпускное, так что в один театр я не попал Во второй меня даже и прослушивать не стали, поскольку у меня был жуткий дагестанский говор и акцент, от которого я до сих пор не могу избавиться. Последний театр, куда я пошел - нижегородский театр "Комедия". Я пришел туда, никого в театре нет - ни главного режиссера, ни актеров, все в отпуске. Я собрался было уже уходить и был в полном отчаянии, хотел возвращаться в Махачкалу. И вдруг в театр заходит пожилой мужчина, проходит в сторону кабинета. Мне говорят: "Идите за ним, это главный режиссер". Он забыл свою кепочку. Из-за того, что Семен Эммануилович Лерман забыл свою кепочку мы с ним и встретились. Я ему показался, он меня взял. В сентябре я уже работал в этом театре. И вот он то и стал меня учить по полной программе, потому что первое, что Лерман сказал, когда меня просмотрел: "Школы у тебя нет никакой". На мое счастье этот человек оказался режиссером-педагогом. Он обучал студентов Нижегородского театрального училища, его курсы всегда расхватывали: брали в Москву, в Екатеринбург, в Питер. Он меня стал обучать прямо на сцене. С каждой работой, с каждой репетицией я пытался чему-то от него научиться. Я учился вообще у каждого человека, с которым работал в театре, на сцене. В двухтысячном году появился Валерий Романович Белякович, который тоже меня стал учить, но по-своему. Таким образом, Семен Эммануилович и Валерий Романович вывели меня на большую сцену.
Семен Эммануилович легко отдал вас Валерию Романовичу?
Он меня не отдавал, пока он был жив я не уходил из театра. После того, как он умер я через два года попросился к Валерию Романовичу, который звал меня еще в двухтысячном году и во все те годы, когда он у нас ставил спектакли. Звал раз шесть или семь, но я не переходил к нему в театр. После смерти Лермана, когда они приехали со спектаклем, я напросился на встречу, поговорил, и Белякович дал добро.
Переход дался легко? Вы сразу себя комфортно почувствовали в другом театре и в Москве?
Труппу я знал давно, поскольку Нижегородский театр "Комедия" и Театр на Юго-Западе дружат. Было так, что артисты Юго-Запада приезжали к нам играть в спектакле "Куклы" - это у нас был такой симбиоз. Ребят я знал, и отношения были хорошие. В труппу я вошел легко. К Москве стал привыкать только недавно. В принципе, я ее не вижу: большую часть времени я провожу в театре. Мне Москва интересна не как город, а как театральное место.
Я вижу, что вы человек до театральной работы очень жадный, неуемный. На Юго-Западе вы принимаете участие во всем, что только здесь происходит: во всех спектаклях в "Арт-Кафе" (малая сцена), в театральной игре "Импровизационный БАТЛ". Чем вам этот проект так интересен? Это какой-то актерский кайф? Вы вообще не мыслите себя вне этой работы? Дома не хочется побыть иногда?
Дома хочется побыть, полежать на диване, телевизор посмотреть и почитать что-нибудь. Иногда это просто необходимо, но проходит один день, два, три, и это становится просто невыносимым. И я еду сюда, даже если тут ничего нет.
Я не считаю, что я много умею на сцене, я приехал в Москву учиться, потому что мой педагог в Нижнем умер. Я жадный до учебы, но не до университетских программ, а до учебы на сцене, я практик. Приехал к Валерию Романовичу, в первую очередь, учиться.
Что касается БАТЛа: Это великолепная актерская разминка, это самообучение актера. Ты можешь прекрасно играть на сцене, ты можешь отлично простраивать роли, но попадая в формат БАТЛа, понимаешь, что на этом все твое умение заканчивается, аннулируется. Когда мы выходили на первый в моей жизни БАТЛ, мы стояли в коридоре, а в зале уже сидели зрители. Тут я понял, что я трясусь, и посильнее, чем перед спектаклем, потому что я полностью не подготовлен. У меня за спиной не стоит текст, не стоят мизансцены, образ, который за меня работает, у меня ничего нет, я "голый". И вот в этом состоянии нужно выйти и найти свое существование. Здесь надо уметь общаться со зрителем в интерактиве. Когда мы на сцене, то у нас все равно присутствует так называемая "четвертая стена" - мы обращаемся к зрителю, но мы с ним не общаемся, контактируем только энергетически. БАТЛ - для меня это сложно. А там, где сложно, там интересно.
Вы человек невероятно творческий. Олег Николаевич Леушин рассказывал в одном интервью о том, как вы с ним работали над "Дорианом Греем", и как вы постоянно фонтанировали идеями, предложениями. Что-то из этого отбирается в спектакль, что-то отметается. Вы склонны к компромиссам, легко отказываетесь от того, что нравится или все же протащите свою идею потом на сцену?
Безусловно, нужно отказываться. Семен Эммануилович Лерман говорил в свое время, что нужно вовремя наступать на горло своей песне, если она идет вразрез с интересами и замыслами режиссера. Я как раз такой актер, которого нужно останавливать, потому что иной раз меня может увести совершенно в другую сторону. Я это пойму, но потом, когда уже будет утрачено время, потрачены нервы и мои, и режиссера. Это во время репетиций. Во время спектакля я продолжаю дорабатывать роль: где-то что-то добавлю, где-то изменю. Тот же Семен Эммануилович научил меня: сначала поговорить с режиссером, узнать, верно ли ты думаешь по поводу того или иного момента? Иногда решение приходит спонтанно, прямо во время спектакля, во время роли. Делаешь то, что ты придумал на свой страх и риск, не ломая ни мизансцены, ни канвы, не мешая партнеру. И если это проходит, то режиссер сам говорит: "Оставляем!". Если не проходит, то ты и сам чувствуешь, что сделал что-то не то. Это моя беда такая - я не могу идти ровно, мне все время нужны скачки. Это уже где-то внутри меня. Тут все просто смирились с этим.
Вы просто ищущий человек...
Это не всегда бывает правильно. Надо уметь себя останавливать, но я не всегда умею это делать.
Вы не так давно в Театре на Юго-Западе, но за последние два года в вашем актерском багаже появились две значимые роли: художник Бэзил в "Портрете Дориана Грея" и, конечно же, Макбет. Два персонажа противоположных друг другу, разные эпохи, проблематика. Бэзил - творец, он близок вам, как творческая личность, чувствуете с ним какие - либо родственные, духовные пересечения?
Конечно чувствую! Бэзил, мало того, что творческая личность, он созидатель. Он ласковый, он нежный. Ни в коем случае не надо путать его с другими "ласковыми и нежными"! К своему Дориану он относится с любовью, как к своему творению. Поцелуй Бэзила и Дориана во втором акте, который нами придуман, по замыслу вовсе не должен был шокировать публику. Приходили мои друзья, я специально акцентировал их внимание на этом моменте, и они мне сказали, что Дориан и вся эта ситуация становятся от поцелуя еще омерзительнее. Он убивает этим поступком ту нежность, доброту и ласку, которую в него вдохнул Бэзил. Бэзил мне безусловно близок, ведь я его брал из своего сердца.
А Макбета вы оправдываете?
Я его полностью могу оправдать! Макбет по своему внутреннему состоянию - разрушитель. Он военный человек, он солдат. Солдат не может быть созидателем, и тогда было не то время, для того, чтобы созидать. Но Макбет страстно влюблен. Возможно, в то время герои не знали о высокой любви, которая присутствует в Бэзиле, о ласке, о нежности. Это была животная любовь. И все, что было сделано Макбетом, шло изначально тоже от любви, а не от низменных чувств и не от жажды власти. Как принято считать: Макбет - человек, который жаждет власти настолько, что начинает всех убивать. Мой Макбет не ищет власти. Да, он хотел бы, ведь какой солдат не хочет быть генералом? И его жена видя то, что он хочет, говорит: "Я тебя люблю! Возьми!".
В свою очередь, из-за того, что он ее так любит, он оправдывает этот ее страшный дар. Происходят все остальные убийства и мерзости, потому что их любовь сама разрушила себя до основания. Они расстались. Только после этого он уничтожает замок Макдуфа и становится тем, кем не должен был стать - чудовищем. И только когда он понимает, что больше нет его жены, у него происходит опустошение. То есть, в этой пьесе все про любовь. И мы с Любой (Любовь Ярлыкова играет леди Макбет) не понимали, почему она трактуется только так — о, Макбет кровавый!
Вы с коллегами поставили пьесу польского драматурга Славомира Мрожека "Забава" на сцене "Арт-Кафе". Почему вы выбрали именно эту вещь, ведь для зрителя она, скажем прямо, непроста. Драма абсурдистская, даже авангардная. Для актера такая пьеса, конечно, клад, можно многое показать в плане мастерства, но ожидали ли вы, что и зрителю это будет так же занятно?
В прошлом году мы встретились с Олегом Шапковым. Он тоже нижегородец, но там работал в театре драмы. Я привел его сюда, в "Арт-Кафе" на открытие. Осмотрев площадку, Олег сказал: "Неплохо было бы здесь что-нибудь сыграть! Вдвоем мы, наверное, ничего не сможем тут придумать, а вот если позвать Романа Ерыкалова, то втроем можем поставить "Забаву". Роман - актер театра "Зоопарк" в Нижнем Новгороде. Мы решили делать "Забаву" Мрожека. Олега единогласно выбрали режиссером. Получился вот такой спектакль. Как зритель это воспримет, мы не знали, потому что пьеса на самом деле очень сложная. Мы много репетировали, собирались ночами, по утрам, в любое свободное время. Последнюю неделю мы здесь практически жили, потому что очень трудно было во всем этом материале найти какую-то нить, какую-то истину. Эта пьеса действительно абсурд! В какой-то момент у нас даже опустились руки: сидим тут в кафе, и я говорю: "Мы вообще не много ли на себя взяли? Все-таки такие вещи репетируются с хорошими режиссерами и удаются при хорошей трактовке! А мы что? Закопались...". Мы все это дело перекурили, попили кофе и продолжили репетировать. И вышло то, что вышло. Зритель реагировал хорошо, так, что даже после спектакля Олег сказал: "Я удивлен, но у нас что-то получилось". Еще раз мы сыграли на сцене Булгаковского музея, но полностью переделали спектакль для той сцены. С тех пор мы как-то больше не можем собраться. Поэтому, если мы еще раз станем играть, то это будет скорее всего уже другой вариант, третий.
Когда вы играете на сцене - бывает порой такое ощущение, что зал не верит, скучает? И что тогда делать?
Такое случается на каждом спектакле! Я очень сомневающийся в себе актер и иногда я просто прощупываю публику на предмет того, правильно ли я доношу свою мысль? Если зритель что-то не услышал, что-то недопонял - это моя вина. Это не потому, что он глухой или слепой. В этом смысле очень помогают детские спектакли, потому что, если к детям выходишь ненаполненный, с неправдой, они вычисляют это на раз. Они перестают смотреть на сцену, начинают отвлекаться, заниматься своими делами. Мы играли в Екатерининском дворце в Царицыно небольшой новогодний спектакль. Там была разная детская публика — от пяти до двенадцати лет, и каждый раз нужно было заставить их поверить мне. На мне была задача донести до детей историю, которую им показывали актеры — мастера фехтования, танца — то есть, эти актеры не говорят, они действуют. Говорю я один. И каждый раз, каждой публике, а она там разношерстная и дети приходят три раза в день, я выходил и говорил: "Здравствуйте!". За это время по тому, как они отвечают, я должен был понять, кто передо мной. Если я не понял, если я сделал что-то неправильно, они слушать не будут. Были и там провалы, они слушали через раз, потому что я в какой-то момент не смог их вовремя просчитать.
То же самое и на большой сцене получается. Другое дело, что на сцене ты в спектакле находишься, ты не один. Ты защищен режиссером, спектаклем, образом, и твое собственное "я" где-то на третьем плане, оно никому не мешает. Бывает такое, что это "я" начинает помогать, оно от тебя требует мысль, оценку того, что происходит. Можно забыть текст, можно ошибиться, можно пойти не туда, можно попасть в такую ситуацию, когда у партнера что-то случилось и нужно вовремя выручить. Вот тогда вступает это "я", которое обладает опытом, приобретенным на детских спектаклях.
Сергей, насколько я знаю, у вас есть эпизодическая роль в фильме Никиты Михалкова?
Да! Кино-Москва приезжает в Нижний, как у нас выражаются "за мясом". Актеров можно брать скопом, за небольшие деньги. Актеры профессиональные, изголодавшиеся по работе в кино, потому что только сейчас в Нижнем Новгороде начала открываться киностудия, а до этого ничего подобного не было. Мы ходили на всякие кастинги, и вот приехал Михалков снимать "Утомленные солнцем-2". Мы прошли кастинг, нас осмотрели, как лошадей на базаре и взяли на сцену прохода по мосту - играть горожан, бегущих от войны. Нас переодели, дали какие - то чемоданы. И вдруг появляется Игорь Михельсон, актер театра "Комедия", и говорит: "Там тебя Михалков спрашивает, ему нужен большой, здоровый парень! Сходи, может рольку какую дадут". Я пришел, Никита Сергеевич на меня посмотрел и сказал: "Дайте ему костюм! сделаешь вот это, это и это. Сможешь?". "Смогу!". В первый день была "пристрелочная" репетиция, на второй день собственно съемка. На том и закончилось.
Есть какие-то планы, собственные проекты, вроде "Забавы" в будущем?
Хочется в кино, хочется сделать моно-спектакль. Давно хочется, но я не могу найти материал. Моно-спектаклей различных у нас было много: актеры и читают, и поют, шоу устраивают, пьесы ставят. Мне хочется тоже создать свое, но пока я не вижу острой необходимости этим заниматься. Пока мне комфортно учиться в спектаклях, в которых меня занимают. Олег Анищенко занял меня недавно в "Игроках" по Гоголю. Мне очень нравится работать с ним, он очень интересный режиссер. Он сделал спектакль по рассказам А. Селина из книги "Новые романтики". И мне настолько Олег понравился, как режиссер, что я соглашаюсь на любую работу, которую он мне предложит. Очень интересно он все делает, придумывает, мне с ним очень комфортно. Он давно хотел поставить спектакль на большой сцене - и вот репетируются "Игроки". Я думаю, что мы его не подведем.
Оригинал интервью можно прочесть тут