Ну, все уже ясно из названия, здесь все по-честному: Театр на Юго-Западе - на метро "Юго-Западная". На машине - по Комсомольскому проспекту, который переходит затем в проспект Вернадского. Театр - по левую руку, там, кстати, имеется разворот.
Театральные корни - Таганка, это чувствуется, по-моему, во всем. В детстве, Валерий Белякович. основатель театра, занимался в студии, где пластике его учил Вячеслав Спесивцев, в то время - актер Театра на Таганке. На сайте театра - красивая и, скорее всего, близкая к правде легенда о том, как простой востряковский перенек с окраины Москвы родился в обычной рабоче-крестьянской семье, а до семи лет жил у бабушки в глухой рязанской деревне без электричества. И вырос в Валерия Беляковича.
Первые спектакли будущего театра играли в Востряково, тогда еще, кстати, дачном пригороде, в библиотеке, которой заведовал тогда Валерий Белякович, в комнате для хранения макулатуры. Поскольку располагалась она под самой крышей, первое название - драматический ансамбль "Голуби". Это все было в начале 70-х, а Театр на Юго-Западе создан в 1977 году, сначала - как любительский театр-студия, куда ходили и где играли в основном местные жители. Студенты, рабочие. Своими силами они построили театр на сто мест. В 1985-ом получено звание народного театра, в 1987-ом вместе с несколькими другими Театр на Юго-Западе включается в эксперимент по театральному хозрасчету и самоокупаемости. Эксперимент этот благополучно провалился, но нельзя сказать, что виной тому была какая-то нерасторопность театральных деятелей. Как бы то ни было, с 91-го года Театр на Юго-Западе - обычный московский театр. По своей организации, а как театр он - по-прежнему ни на кого не похож. Похож, конечно, но, знаете, на такие же, так же рождавшиеся в полуподвалах и подвалах театрики Праги - такие, если хотите, цветы Пражской весны.
Белякович - человек-вулкан. Например, он согласился провести мастер-класс в Центре имени Мейерхольда. Интересно, что из этого вышло. Мастер-класс - это жанр, совершенно определенный и "законченный" на Западе и представляющий собой все, что угодно, когда объявляется и проводится нашими мастерами. Мастер-класс Валерия Беляковича никого не разочаровал, хотя основатель и худрук Театра на Юго-Западе и не думал чему-либо кого-либо научить. Это был ... мастер-класс.
Пространство Центра Мейерхольда Беляковичу - в самый раз. Черный кабинет как будто нарочно повторяет такие же "скромные" интерьеры знаменитого подвала Юго-Запада. Черный кабинет и луч света, выхватывающий лицо актера из темноты. Дальше - на что хватит темперамента. Темперамент Валерия Беляковича, хоть актерский, хоть режиссерский, известен. Взрывной, стихийный, тот самый русский бунт, беспощадный (в первую очередь - к самому себе), но, в отличие от пушкинского - не бессмысленный.
Что будет собой представлять мастер-класс Беляковича, никто предположить не мог. Знали, что будет читать "Пугачева", "Гамлета", а дальше, как по нотам, и случайному вопросу какого-нибудь взволнованного поклонника места в нем не было. Паузы были, но не было пустот.
В черной куртке, в фуфайке, открывающей волосатую грудь (независимо от времени года, обычное его облачение), Белякович вышел и обрушил на зрителей монолог Клавдия. Покончив с Шекспиром, внезапно опомнился и произнес, смущаясь: "Добрый вечер..." Сказал, что счастлив выступать здесь, поскольку считает себя внуком Мейерхольда по творчеству (любимый учитель, Борис Равенских, был учеником Всеволода Эмильевича).
Валерий Белякович - актер нереализованный (по его собственным словам), ибо с 24 лет его забрала режиссура. С тех пор образовалось целое кладбище несыгранных ролей. И - целое кладбище ролей, уже сыгранных. Вспоминая о своем лучшем, "теперь уже можно говорить, гениальном актере" Викторе Авилове, сказал: "Сыгранные роли живут и будут жить, пока мы о них помним". И еще: когда он произносил на сцене монолог Клавдия: "Удушлив смрад злодейства моего...", он всегда ощущал на сцене присутствие Гамлета-Авилова.
Какие-то "случайные" истории, юношеские воспоминания и анекдоты были частью выстроенной "как по нотам" режиссерской партитуры. "В кассу" лег рассказ о том, как любимый педагог, Равенских, имел обыкновение опаздывать на занятия часа на два, "зато" задерживал потом учеников часов на пять. Частенько возвращались из института под утро. Как-то ранним утром проходили мимо жилого дома, с третьего этажа которого из раскрытого окна доносились стоны и крики страсти. Равнских остановился, дождался конца: "Слушай, Белякович, вот так никогда не сыграешь..."
"Они все живы для меня. Равенских, Авилов, Коппалов", - сказал Белякович и дальше, надо сказать, случилось нечто мистическое, необыкновенное. Он начал читать отрывок из "Случая в зоопарке" Олби, который играл когда-то с Авиловым. И тут стала происходить материализация партнера, в паузах, в обращениях, в том, как смотрел на своего случайного - по роли - знакомца, прохожего, Белякович из воздуха "складывался", реконструировался тот, другой, энергетикой которого сейчас питался страдающий, готовый уже умереть герой Беляковича. В сцене самоубийства с посторонней помощью присутствие Авилова было уже несомненным. И это был театр.
И - Белякович, с его безразмерным, непримиримым темпераментом, бунтующей природой, революционным идеализмом (недаром для себя он выбирает героев, пренебрегающих человеческими законами, все сплошь убийцы - других ли, себя ли, будь то Клавдий, Пугачев, этот самый клошар из "Случая в зоопарке"), какой только и мог вытянуть 30-летнюю историю театральной студии, превратившей подвал на окраине в один из самых заряженных полюсов московской театральной жизни.
Белякович не стал устраивать вечер вопросов и ответов. Закончил выступление монологом Пигмалиона из собственного спектакля "Куклы": "Когда я задумал своих кукол, я не мечтал о славе гения... Раньше было больше одержимых, романтиков непоправимых... Я был одним из них, "счастливых нищих". Добьюсь, они заговорят, добьюсь, и запоют, добьюсь, станцуют... Меня испепелял огонь создателя.... И вот теперь, добившись славы, денег, я вдруг почувствовал, что я я опустошен... Я - тень того Пигмалиона... Мне стали как-то тягостны мои спектакли... Театр принадлежит актерам живым, из плоти, крови нервов... Куда приходят люди, чтоб испытать невиданные страсти". Казалось, он высказывает собственные мысли. "Нерасторжимым единством зала и сцены определи Мастер понятие театра и завершил вечер.
Это - про Театр на Юго-Западе.