Сцена Театра на Юго-Западе, представлявшая и королевские покои, и театральное закулисье, и психиатрическую больницу, и уголок нью-йоркского парка, ныне вводит зрителей в подвал – в ночлежку. К двадцатому сезону театра, реально существующего в подвале, Валерий Белякович поставил "На дне" Максима Горького.
Звучит глухая, торжественно-трагическая музыка, вбирающая в себя песню, рокот моря, колокольный гул. В чёрное пространство между нарами просачиваются лучи голубовато-белесого, замутнённого дымом света. И люди в белом, словно привидения, замедленно движутся под музыку, то барахтаясь на нарах между светом и тьмой, то устремляясь навстречу лучам и как бы раскачивая невидимый колокол. На авансцене Актёр (Виктор Авилов) срывающимся голосом читает те стихи, которые потом никак не может вспомнить, - стихи о "сне золотом", своего рода эпиграф к спектаклю.
Режиссёр даёт практически каждому персонажу возможность раскрыть свою судьбу перед зрителем: у большинства получается целостный монолог, персонаж выделен световым пятном. Так создаются живые портреты – запоминающиеся, символически обобщённые.
Лиричность и трагизм соединяются в характере Наташи (Тамара Кудряшова). Её тянет к обездоленным незаурядным, своеобразно честным обитателям ночлежки: хозяева лицемерны, мрачны и безжалостны (благообразный ханжа Костылёв – Валерий Черняк, властная и привлекательная "злодейка" Василиса – Наталия Сивилькаева). Удалой молодец Васька Пепел (Александр Наумов) не скрывает, что он вор и "воров сын" и притом добр и весел. Персонаж Наумова – драматический нерв спектакля, но у Василисы здесь своя драма – любящей и отвергнутой женщины. Её рыдания – тихий, отчаянный звериный вой. Сняв руку Василисы со своего плеча, Пепел прислоняет её ладонь к чёрной неживой колонне – символичная деталь.
Судьбы наиболее доверчивых, чистых душой людей меняются с приходом Луки (Сергей Белякович). Это не старик-утешитель, этакий "мягонький колобок", на вид он не стар, походка тверда, взгляд открыт и смел, голос звучен. Лука не поучает, а подсказывает, предлагает решения. И "потомственный вор" Васька Пепел пытается резко изменить свою судьбу и судьбу любимой Наташи. Начинает верить в счастье и Наташа.
Под музыку устремляются они к ослепительному свету – преобразившийся, по-детски радостный Василий и хрупкая, летящая Наташа с лучистыми глазами. Ночлежка с торжественным пением и крохотными огоньками становится похожей на церковь: почти молитвенный экстаз, возвышенность чувств и трудноосуществимая высота помыслов.
А в двух шагах беспутный Алёшка (Михаил Докин) и "гулящая" Настя (Галина Галкина) упоённо заходятся в плясовой. Эта контрастная сцена словно символ России… "Сон золотой" разрушится, безумно закричит искалеченная Наташа, обвинив Пепла и Василису в сговоре, и Васька запоздало подхватит девушку на руки – волну света, гаснущую во мраке отчаяния.
Лирико-трагическое начало отличает и других "доверчивых", но слабых или сломленных. Короткий и выразительный монолог Анны (Ирина Бочоришвили) вобрал в себя всю судьбу терпеливой страдалицы, умирающей от побоев мужа-неудачника и полуголодной жизни. А всё же хотелось бы пожить ещё, если за гробом, наивно повторяет за Лукой Анна, мучения прекратятся. Анна умирает светло, словно уходит в "сон золотой".
Не так проста судьба Актёра. В минуты "светлых промежутков" он всё ещё красив, лёгок, исполнен вдохновения – но забываются любимые строки, обнаруживается последняя грань богемы. И всё же искорка таланта ещё тлеет, и желание вернуться на сцену ещё сильнее, чем тяга к водке. Актёр верит в выздоровление – озарённое лицо в слезах, чуть искривлённая улыбка… Но "сон" оборачивается кошмаром. На последней вспышке Искры Божией прочитаны скорбные стихи, не понятые окружающими; скомканной картонной фигурой Актёр проваливается за колонну – неповторимая пластика Авилова…
Прочие ночлежники тоже угнетены – каждый по-своему: и разжалованный Медведев (Владимир Коппалов), и ожесточившийся Клещ (Алексей Ванин), и трагикомический циник Бубнов (Виктор Борисов), Барон (Вячеслав Гришечкин) – жалкая, отчасти трагическая фигура; он не столько травит Настю, сколько сам затравлен и потерян "на дне". Следы аристократичности не могут скрыть утраты внутреннего достоинства. Агрессивные и бессмысленные перепалки с Настей показывают: нищая жизнь уравняла "бывшую правду" с "красивой ложью". Настя в исполнении Галины Галкиной вульгарна и глуповата, но искренна.
Сатин (Валерий Афанасьев), традиционно соотносимый с идейным средоточением пьесы, в спектакле Валерия Беляковича существует наравне с другими. Он становится заметнее в своих "хрестоматийных" речах о правде и человеческом достоинстве. Смещённые к финалу, эти монологи усиливают драматическую напряжённость. Сатин в спектакле скорее умный шут, чем резонер-обличитель; он тоже надломлен, разъеден цинизмом и смятением. Сатин сам не уверен в своих правильных и красивых, но слишком уж отвлечённых сентенциях. Он философствует всё жарче, а напротив него в голубоватом луче появляется Актёр: он сообщает, что удавился на пустыре. Долгий ласково-укоризненный взгляд адресован Сатину словно с того света, прежде чем лицо Актёра мертвенно застынет. Действие ещё продолжается, но последний акцент уже поставлен.
"Для чего люди живут", - повторяет Сатин слова Луки. Метания "падших" людей побуждают зрителя к размышлениям: как добраться до этого "лучшего", не срываясь "на дно" и не улетая безоглядно за "мыслью безумца".
Наталия Шведова