В АФИШУ этого театра за два десятка лет вошло около пятидесяти названий. Одна из первых постановок В. Беляковича – композиция по ранним рассказам Чехова, но пьес не было ни одной. И это казалось понятным: деликатность драматургии Чехова чужда этому режиссеру. Если он ставит комедию, то зрители смеются до слез, а если драму, то страсти плещут через край. Поэтому, когда в театре был объявлен открытый прогон «Трех сестер», публика заполнила зал с особым интересом.
Спектакль начинается дерзко, почти пародийно. Это заложено и в интонационном строе первых же реплик, и в костюмах (художник И. Бочоришвили). Господа офицеры (или все-таки товарищи?) одеты в камуфляж, он же присутствует и в других нарядах, в том числе и трех сестер, и даже старухи Анфисы. На сцене сразу утверждается сегодняшность или, скорее, вневременность существования героев. Мы слышим голоса из эпохи вековой давности (уже зная, что может ждать этих людей через двадцать-тридцать лет) и одновременно чувствуем, что точно так же могут размышлять, страдать, мечтать о грядущем и пытаться заглянуть в него наши современники. Кажется, человек за сто лет так ничему и не научился: так же много вокруг и глупости, и пошлости, и крови. Так же трудно найти свое место в этой короткой жизни и обрести любовь и покой.
Слова звучат то провидчески, то с горькой иронией, то почти с издевкой. Захватывает полифоничность эмоций, мыслей, тем, движущих спектакль. Саркастическая комедийность первых сцен незаметно преображается в атмосферу подлинно драматическую. Страстность переживаний то микшируется (и знаменитое «В Москву! В Москву!» звучит мышиным писком), то бурно взрывается в монологах героев.
Убедительны все актерские работы. И все-таки выделим К. Дымонт, (Ирина) с ее богатой нюансировкой образа, Г. Галкину (Наташа) с ее чудесным гротеском, очаровательного и глубокого С. Беляковича (Кулыгин) и яркого В. Гришечкина (Андрей), который вновь доказал, что он не только уникальный комик, но и серьезный трагический актер.
В этом спектакле трудно согласиться разве только с отдельными вольностями, касающимися авторского текста. Все-таки драгоценное чеховское наследие самодостаточно и требует очень бережного к себе отношения.