К 70-летию со дня рождения Валерия Беляковича
и 40-летию со дня смерти Бориса Равенских.
Они верили в театр.
Как-то Валерий Белякович попросил своего учителя – режиссера Равенских: «Борис Иванович, зачем ставить разных авторов? Дайте всем вашим студентам на экзамен один и тот же рассказ, увидите – я поставлю лучше всех!» Оба расхохотались. Они очень любили друг друга. «Несмотря на все драматические события своей жизни, Равенских всегда приходил к ученикам светлый. Наш курс сплотила любовь к учителю. Мой театральный ангел. Мой космос» – так говорил Валера о своем мастере.
А Равенских ценил в Беляковиче актерский дар, обаяние и талант. Создатель легендарной «Свадьбы с приданым» однажды сказал: «Белякович, ты напоминаешь мне Виталия Доронина» – и показал Беляковичу, как надо петь куплеты Курочкина «Из-за вас, моя черешня». Музыкальность ученика, желание постичь тайны профессии «режиссура», неуемный темперамент, готовность работать по ночам, возвращаясь из ГИТИСа под утро, – всё это и человечески, и творчески было сродни Борису Ивановичу. Валера говорил, что, если бы Равенских позвал его к себе в театр, он был бы готов быть у него актером. В одном из своих последних интервью Белякович признавался: «С годами мне всё больше хочется выходить на сцену, чтобы видеть зрителя». И он выходил, читая свои рассказы и стихи, играя любимые монологи в незабываемом и пронзительном «Моно».
Валерию Романовичу суждено было стать создателем так любимого зрителем Театра на Юго-Западе и подарить ему более сорока лет счастливой жизни. Долго Белякович мечтал о новом здании – вынашивал его замысел, рисовал, чертил, ходил по инстанциям. Его огромный репертуар, режиссерские построения и безудержная фантазия требовали большой сцены. Ему обещали. Но... но... но... И чем меньше он говорил об этом в последнее время, тем потаённее и отчаяннее желал этого. Так же, как и его учитель, отдавший все силы академическому Малому, мечтая о небольшом молодом театре из своих учеников. И тоже не сбылось – Борис Иванович умер в день его открытия.
Режиссер Михаил Левитин в книге о Равенских написал: «Он был страдалец, доставляющий радость своим искусством». То же можно сказать о Беляковиче. Эту радость и свет еще долго будут хранить сердца их зрителей. Потому что оба были художниками мощной энергии. Оба любили актеров открытого темперамента, высокий градус творчества. Равенских научил Беляковича свято относиться к теме, за которую берешься, к тому, что хочешь выразить на сцене, выбирать репертуар не по моде, а по себе. Оба горели в процессе создания спектакля, работая ярко и яростно. Пластику их режиссерских созданий не перепутаешь ни с какой другой. Она особая, взрывающая прозу и драматургию. «Не было ни одного момента в профессии, которому Борис Иванович не научил бы меня: музыка, цвет, свет. Когда он приходил в ГИТИС, как отец родной входил. Но и истязал, натурально! Все мои работы в институте доводил на репетициях сам. Мне казалось – я так здорово играю, а он уткнется в текст: «Белякович, у Гоголя здесь тире!» И не идет дальше, пока не сделаю», – вспоминал Валера. Однажды Белякович сделает удивительное признание: «Я плоть от плоти русской театральной традиции. Во мне и Станиславский, и Мейерхольд, и Равенских. Во мне все нервы, все судьбы моих учителей».
Что бы ни случилось в жизни, какие бы испытания ни выпали на долю учителя и ученика, они приходили к одному и тому же трудному выводу, унаследованному Равенских от великого Мейерхольда: «Работай, работай до обморока, до разрыва сердца». Это вывод призванных, вывод гениев! В последний день своей жизни и Борис Иванович, и Валера пели, шутили, смеялись, открывая репетиции нового спектакля. Два самородка. Два непобедимых и непобежденных художника, пролетевших над нашей землей как две светоносные кометы.
После смерти Равенских Белякович поставил на «Юго-Западе» булгаковского «Мольера», а к столетию учителя в театре Станиславского сам сыграл в новой версии спектакля главную роль. Это было посвящение памяти. Это был поклон судьбе учителя. Незадолго до своего ухода Валера напишет о Борисе Ивановиче: «Мастер, колени преклоняю перед тобой за школу Жизни и Театра. Жизни – в первую очередь, ибо театр – это ее отражение, но чем это отражение точнее и ёмче, тем больше ты имеешь право на гордое звание «Режиссер».
В 70-летний юбилей Валерия Романовича делюсь с читателем своей мечтой. Пусть часто сменяются премьерные афиши на здании его театра, но пусть еще долго-долго сохраняются его спектакли живыми. И какое было бы счастье, подходя к главному входу, видеть несменной фотографию его главного режиссера, у которой в час прощания и долго после прямо на снегу лежали цветы. Белякович должен сам встречать зрителей легендарного Театра на Юго-Западе, который конечно же будет носить имя своего создателя!
«Вы будете гордиться, что учились у Равенских», – говорил мастер Валеры.
«Вы будете гордиться, что любили Беляковича», – говорю я артистам и зрителям театра, спектакли которого вдохновлены и заряжены энергией уникального художника наших дней.
Светлая память!