В Викторе Авилове были налицо все признаки гения. Первым из этих признаков было, конечно же, само лицо. Такую инфернальную внешность (чтобы описать ее, приходилось прибегать к самым неожиданным сравнениям - от полотен Северного Возрождения до готической скульптуры) господь Бог кому попало не дарует.
Вторым "признаком" стала биография. В околотеатральной мифологии Авилов проходил по разряду "самородков". Артист, сыгравший Гамлета, Мольера, графа Монте-Кристо, Кочкарева, Воланда, Калигулу, - да легче перечислить кого не сыгравший - "академиев не кончал", в театральный институт даже и не пробовал поступать, а до того, как начать свое восхождение на театральный Олимп, работал шофером грузовика (то, что он не самородок, а типичный self-made-man, было, думаю, ясно лишь его близким друзьям, СМИ и народная молва предпочли отыгрывать другую версию).
Третий признак - невероятный диапазон ролей. Он играл в комедиях, фарсах, трагедиях, психологических драмах драмах, абсурдистских пьесах. Играл патетических злодеев, благородных героев, мятущихся страдальцев. И не просто абы каких злодеев и героев. Это были лучшие роли мирового репертуара. Даром что воплотил он их не во МХАТе или БДТ, а на маленкой, заброшенной на московскую окраину, притулившейся у высоток брежневской поры сцене. Он их воплотил. Руководителю "Театра на Юго-Западе" Валерию Беляковичу надо отдать должное: он сразу разглядел в приятеле своего брата, крутившем баранку и не помышлявшем о карьере артиста, будущего корифея юго-западной сцены. Киношники в отличие от Беляковича спохватились поздно, очень поздно. Театральная слава Авилова давно уже была в зените. И надо было быть слепцом, чтобы не увидеть, какие возможности таит в себе его восхитительная фактура.
Четвертый признак - удивительный магнетизм. В середине 80-х всенародная известность к Авилову еще не пришла, но среди театралов слух о нем уже разнесся. Особенно среди студентов театроведческого факультета ГИТИСа. В него были влюблены сразу три мои однокурсницы, и он удостоился соответственно сразу трех курсовых работ, став абсолютным чемпионом по числу упоминаний на семинарах по театральной критике. На эпитеты и сравнения в курсовых не скупились. Сравнивали с Михаилом Чеховым и, кажется, с английским актером-романтиком Эдмундом Кином. Последнее сравнение точнее. Авилов и впрямь воплотил в себе - не в творчестве своем даже, а именно в себе как в таковом - очень редкий ныне тип не просто гения, но гения романтического. Мага и чародея, эдакого Фауста и Паганини театральной сцены, которому все подвластно, который с чертом на дружеской ноге и который Воланда, конечно же, не просто так сыграл. (От своей страшной болезни, к слову сказать, уехал лечиться в Сибирь, к народному знахарю. которого официальная медицина считала шарлатаном).
Виктор Авилов умер, не дожив до 52 лет. Еще один, едва ли не главный признак "романтических гениев" - они никогда не становятся стариками.