Валерий Белякович - народный артист России, художественный руководитель Театр на Юго-Западе и театра "Комедiя" в Нижнем Новгороде. Имеет два высших образования: в 1976 году окончил филологический факультет МГЗПИ; в 1981 - режиссерский факультет ГИТИС (курс Б. И. Равенских). Увлекается живописью, пишет пьесы, прозу и стихи. Режиссер и сценограф более ста двадцати спектаклей. Валерий Белякович несомненный лидер студийного движения семидесятых. Плодом его неукротимой энергии, смелости, напора, вольнолюбия и страстной любви и стал созданный им в 1977 году Театр на Юго-Западе. В 1974 году Белякович сплотил вокруг себя группу единомышленников, тем самым создав в подмосковном поселке Востряково ядро будущего свободного театра рубежа 70-80-х годов. Могучая артистическая кучка прошла огромный путь от самодеятельного коллектива численностью в несколько человек до государственного театра, ныне уже легендарного и уважаемого как в столице, так и далеко за ее пределами...
- Теат на Юго-Западе открывает двадцать восьмой театральный сезон. Какие события ждут поклонников вашего театра в 2004-2005 годы?
- В двадцать восьмом сезоне наших зрителей ждет премьера трагифарса "Куклы" по мотивам пьесы испанского драматурга Хасинто Грау. Меня задела пьеса с точки зрения проблемы живого и неживого в искусстве. Сейчас так модно создавать искусственных собачек, механических певцов и прочие опасные игрушки. Наступает век, когда компьютеры вот-вот заменят человека. И вот эта проблема подмены живого искусственным меня очень волнует. "Куклы" - это масштабная музыкальная постановка с участием актеров трех поколений нашего театра: в спектакле заняты наши мастера - Валерий Афансьев, Виктор Борисов, Алексей Ванин, Владимир Коппалов, Валерий Долженков, артисты среднего поколения - Карина Дымонт, Анатолий Иванов, Ольга Иванова, Михаил Докин - и молодежь - Алексей Матошин, Дмитрий Гусев, Александр Шатохин. Одну из центральных ролей играет недавно пришедший к нам в театр заслуженный артист России Евгений Бакалов. Еще всемте с молодыми актерами на Юго-Западе я работаю над новой редакцией "Игроков" Гоголя. Потому что вся наша жизнь - это большая игральная комната. "Что за надувательская земля", - говаривал Николай Васильевич Гоголь. И ничего не изменилось с тех пор. И это бесконечно, и мы должны к этому относиться с юмором, потому что иначе жить нельзя. Таковы ближайшие планы.
- Валерий Романович, вы почти тридцать лет руководите своим театром, работали в Японии, в США, много ездили по России. Вам хорошо известно, как живут театры за рубежом, как они живут в нашей провинции, а как в столице. Какая модель существования театра вам ближе всего?
- Репертуарный театр. Театр-дом. Театр-семья. Антреприза, может быть, и хороша, но однажды на гастролях с "Гамлетом" в Японии и Южной Корее, когда мне пришлось почти два месяца каждый день играть Клавдия, я едва не возненавидел любимую роль: искусство, поставленное на поток, выхолащивает. Мне знакома система, работающая в других странах. И мне всегда очень жалко тех же японских артистов, которые, сыграв спектакль, отдав ему много сил, через короткое время бросают его. Я люблю наш театр, мне нравится, когда спектакль идет долго, не один сезон, когда можно, например, Мольера играть двадцать пять лет и иметь возможность возвращаться к спектаклю снова и снова. И даже кажущаяся сегодня примитивной режиссура 80-х годов становится незаметной, когда роль играет умудренный опытом артист. Я это знаю по собственному опыту, потому что, выходя на сцену в роли того же Клавдия в шекспировском "Гамлете", я говорю себе: "Вот только сейчас я начинаю понимать, как играть эту роль". Репертуарный театр я считаю нашим достоянием. Театр на Юго-Западе я называю одним из самых репертуарных среди московских театров. В месяц мы играемдо тридцати спектаклей, и это при том, что размеры нашего театра очень скромные.
- К тому же в репертуаре вашего театра на сегодняшний день двадцать четыре названия. Как происходит формирование репертуара, иными словами, какова ваша репертуарная политика?
- У меня есть несколько вариантов. Так как я хозяин театра, то я просто обязан думать прежде всего о том, доволен ли тот или иной артист жизнью в театре. Я как мать и отец в одном лице. Я смотрю, какой артист долго не выходил на сцену в новой роли и ищу для него пьесу. Это сложный процесс, потому что иногда приходится из-за этого отказываться от своих планов или отодвигать их на некоторое время. Но ты художественный руководитель и ты обязан это делать. Это первый вариант. Второй вариант: я иногда выбираю пьесы для зрителей. Это так называемые коммерческие пьесы, в которых должно быть много ролей для артистов, которых любит публика и хочет их видеть на сцене. Вот когда мы гастролировали в Америке с "Мастером и Маргаритой", на афише даже писали: "На сцене свыше сорока четырех "человек". С одной стороны, это может показаться смешным, но с другой, мне и самому очень нравится, когда в репертуаре театра есть такой спектакль, где занята практически вся труппа, которая выступает как слаженный ансамбль, а не как сборище чудаков. Третий вариант - это экспериментальные пьесы. Они возникают из любопытства, чтобы попробовать, как это пьесы возникают ради эксперимента. Вот таким был спектакль "Анна Каренина-2" О. Шишкина, в котором действие разворачивалось уже после того, как Анна бросилась под поезд, то есть героиня была в гипсе и на костылях... Было довольно забавно. И четвертое - это мои собственные приоритеты: что я сам хочу сыграть, в какой роли выйти на сцену. Я ведь все-таки артист, а значит, должен выходить на сцену и играть. Правда, последнее время мне редко это удается.
- Как правило, если артист становится режиссером, на сцену он уже не выходит. Неужели за столько лет работы в театре у вас не пропало желание играть роли?
- Я себя одно время считал уникальным артистом, пока не понял, что есть и другие уникальные артисты, некоторые даже уникальнее меня. Я думаю, что я неплохой артист, но мне нужен и неплохой режиссер. Но профессия актера и профессия режиссера совершенно разные. Но не выходить на сцену не могу. Я тоскую по сцене. Когда я не играю, я заболеваю, потому что прекращается живительные обмен, на который уже настроен организм. Зрители дают энергию для жизни. Когда не играешь, то впадаешь в ступор, в тебе все перерабатывается, перемалывается и не имеет выхода. Это очень тяжело. На меня это плохо действует.
- У каждого режиссера есть авторы, которым он отдает явное предпочтение. Афиша вашего театра пестрит великими именами. Есть ли среди них те, кто на отпускает вас?
- Однажды я открыл для себя Николая Васильевича Гоголя. И обалдел. Гоголь - это моя любовь, моя судьба. И до конца моих дней Гоголь будет для меня неопознанным летающим объектом. Его никогда не узнать, никогда не открыть. К нему можно только прикоснуться и с этой тайной умереть. Гоголь стоит первым номером. У нас идут "Женитьба", "Ревизор", сейчас я восстанавливаю "Игроков". Так что без Гоголя я никуда. И, конечно, гоголевское ответвление - Ионеско и Булгаков. И, конечно же, Шекспир, потому что Шекспир - это настоящая театральная библия.
- Однако наряду с классиками в вашем театре идут спектакли на основе пьес, написанных вами по мотивам сочинений. Вы считаете возможным "переписывать" мастеров?
- Да, я занимаюсь инсценировками. Согласен, что здесь возникает деликатный вопрос - имеет ли режиссер право присваивать себе классика и "переписывать" его. Да, имеет, потому что это пропущено через себя, через кишки. В Нижнем Новгороде я сделал спектакль по пьесам Шекспира и назвал его "Даешь Шекспира!" У нас спектакль называется "Два веронца". Я написал оригинальную пьесу о том, как бомжи играют Шекспира. Вообще, мне нравится сочинять, тем более что я имею филологическое образование, мне нравится заниматься литературой, писать пьесы, рассказы, стихи, устраивать литературные вечера. Я не исключение. Что делать, если режиссер - такая многомерная профессия, когда надо уметь делать и то, и другое, и третье, и четвертое. Корить нас за это нельзя, даже если иногда это и графомания.
- Литература не единственное ваше увлечение. В Театре на Юго-Западе практически все спектакли оформлены художником Валерием Беляковичем. Это из принципиальных соображений или вы просто не нашли сценографа, который бы понимал вас с полуслова?
- Мне, действительно, не на кого было опереться и некого позвать, потому что свои первые спектакли я начал ставить еще даже не учась в ГИТИСе. Все мои первые декорации были с помойки. Я тогда работал дворником на трех участках. И все, что тогда наивные люди выбрасывали, я все стаскивал в кучу и прятал в подвал - венские стулья, старые сундуки и прочий хлам. Будто знал, что мне дадут этот театр. Венские стулья с помойки сыграли свою роль в Чехове, старый стол до сих пор играет в "Женитьбе" Гоголя. Этот предмет стал доминантой сценографического решения в этом спектакле. На нем до сих пор играют артисты, вокруг стола все закручено. Я люблю минимализм. Ведь голь на выдумки хитра. Да и хранить крупные декорации просто-напросто негде. Вот во МХАТе, например, как задубинят какой-нибудь ангар на один спектакль, а рабочие его потом всю ночь растаскивают. У меня такого никогда не было. Я всегда опирался на выдумку. А поскольку кое-какие познания в живописи я имею, то постепенно я привык сам делать декорации, определять сценографическое решение спектакля. Я даже не начинаю работу над спектаклем, пока не придумаю сценографию. А так как в нашем театре нет ни поворотного круга, ни штанкетов, то я должен постоянно выкручиваться. Вот я и выкручиваюсь. Иногда, когда я ставил в других театрах, мне приходилось работать с Энаром Стенбергом, когда ставил "Макбета" в доронинском МХАТе. С Владимиром Талаевым работал над спектаклем "Где ты, Ферри?" в МТЮЗе. Хороший художник, всегда выполняет ту задачу, которую ты ставишь перед ним. Единственный конфликт у меня был с Эдуардом Кочергиным. Это был "Борис Годунов" в "Новой опере". Потому что я пришел, а уже была готова декорация, но сделана она была, на мой взгляд, неправильно. Артистам в ней было тесно и неудобно. Верх же моей декорационной деятельности - это оформление спектакля "Горячее сердце" во МХАТе им. Горького, где был по специальному заказу сделан удивительно красивый кружевной терем.
- Получается, что в театре вы и руководитель, и драматург, и режиссер, и художник, и актер! Настоящий идеал человека эпохи Возрождения. Вы считаете себя самородком или в вашей жизни были подлинные учителя, благодаря которым вы освоили столько профессий?
- Я, конечно, самородок, но куда же без учителей? Своим первым театральным учителем я считаю Евгению Васильевну Галкину из Дворца пионеров на Ленинских горах. Она выпестовала и Наталью Гундареву, и Сережу Никоненко и многих других замечательных артистов. А первые урки режиссуры я получил, работая в Экспериментальном театре Геннадия Ивановича Юденича при Союзконцерте. Ну и, конечно, Борис Иванович Равенких дал мне замечательное ощущение профессии. Недавно в Доме актера был вечер, посвященный Борису Ивановичу, я принимал активное участие в его подготовке и даже вел его. Кроме того, иногда по жизни бывают встречи с такими людьми, которые учат тебя как бы против воли. У меня тоже была такая встреча, и я рад, что судьба свела меня с Евгением Владимировичем Колобовым. Мы с ним работали вместе над "Борисом Годуновым". Встреча, а потом и дружба с Евгением Владимировичем перевернули многое в моем понимании профессии, в моем сознании. Я считаю Колобова своим учителем и благодаренему за очень многое в профессии и жизни.
- Вы с такой тпелотой говорили о своих учителях, что невольно напрашивается вопрос: а сами вы не хотели ьы сегодня серьезно заняться педагогикой?
- В этом году я начинаю. Набираю в РАТИ заочный курс режиссеров и актеров. Хочу попробовать. Надеюсь, что режиссер - это педагогическая специальность, хочу посмотреть, что из этого получится.
- Не так давно спектакли в вашей постановке можно было увидеть в Театре им. Гоголя, во МХАТе им. Горького. Сегодня у вас не возникает желания поработать на других площадках, вдали от Театра на Юго-Западе?
- У меня когда-то был комплекс повально-пэтэушного театра, куда стыдно приходить. Но после десяти лет работы на Юго-Западе, мне было тогда традцать семь лет, Юрий Жигульский пригласил меня в ТЮЗ. Я был счастлив. После пошли самые разные предложения. И я принимал их с удовольствием. Сегодня у меня не хватает ни сил, ни времени, чтобы работать на стороне, но тем не мении и тогда и сейчас я работаю, что называется, по-крупному. Вот, например, на родине Мейерхольда в Пензе я работал в театре в течение десяти лет, приезжая туда на постановки. Это была долгосрочная программа. И мне так работать нравится. Достаточно долго я сотрудничал с МХАТом Татьяны Дорониной и поставил там ряд спектаклей. Сейчас у меня один театр, которым я еще могу сотрудничать и помогать ему как народный артист России. Поскольку считаю, что раз есть у меня такое звание, то должен, ведь Москва это еще не вся Россия. Я являюсь художественным руководителем театра "Комедiя" в Нижнем Новгороде. Так что на моей совести еще один коллектив. Этот театр только-только построили, я вдохнул в него жизнь и уже три года им руковожу. Но я активно ищу туда лидера. Это трудно, потому что не все режиссеры хотят строить театр-дом. Удобнее быть залетными фраерами. Поставил спектакль и исчез. Был у меня и опыт работы за рубужом. В Токио в театре Тоуэн я ставил Мольера, Горького, Булгакова, Брехта. Преподавал и ставил спектакли в Чикаго в Иллинойском университете.
- Когда артисты или режиссеры говорят, что все свои работы они любят одинакова, думается, они чуть-чуть лукавят. Конечно, у каждого есть роли и спектакли, к которым они относятся особенно трепертно и нежно. У вас есть любимчики?
- У меня есть такой подвиг, которым я горжусь в своей жизни. Я поставил триллогию Сухово-Кобылина, все три поизведения, которые шли шесть часов подряд. И что удивительное, не только заядлые театралы выдерживали этот марафон. Зал был всегда полон. Вячеслав Гришечкин за роль Тарелкина был признан лучшим актером года. Прекрасно играли Виктор Авилов и Сергей Белякович. Эта постановка моя маленькая гордость. Люблю "На дне" Горького. Этот спектакль ставил и в Нижнем Новгороде, и в Пензе, и в Японии.
- Почти тридцать лет вы с артистами работаете в маленьком подвальном помещении. Вам не надоели родные стены? К тому же говорят, что за долгое время совместной работы актеры и режиссер устают друг от друга?
- Что касается первой части вопроса, о стенах, то, откровенно говоря, уже давно мечтается о большой площадке. В этом помещении уже все отработано, все отыграно. Труппа на Юго-Западе достойна нормального театрального помещения. Нам в этом году наконец-то начнут строить театр. Это рядом с нами. Я спроектировал зрительный зал, потому что у меня есть свои требования. У Мейерхольда было свое, видение, у Любимого свое, у Колобова свое, у Калягина свое. У меня тоже свое. Я всегда и везде обращаю внимание на то, какие залы и удобно ли зрителям в этих залах. Мой театр - театра TOYOTA. Я раньше балдел от машины TOYOTA, потому что она очень удобная. И театр должен быть очень удобным, чтобы зрителей не раздражали торчащие перед носом головы и макушки впереди сидящих товарищей. Перед зрителями должен быть открыт весь космос сцены. У меня есть свои расчеты как это сделать, но это уже для журнала "Архитектура".
А что касается усталости друг от друга? Я люблю своих артистов, тех, которые работают в Театре на Юго-Западе. Потому что я сколько угодно могу любить Роберта Де Ниро, но мне от этого ни жарко ни холодно. Он там где-то существует, и хорошо. Ближе и теплее любовь к тому артисту, с кем работаешь в данный момент. Ближе те, с которыми ты начинал этот театр. Это и Виктор Авилов, и Валерий Афанасьев, и Алексей Ванин, и Карина Дымонт, и Ирина Бочоришвили... Да, они все любимые, у них у всех есть недостатки, но и у меня они есть. Да, бывает, уходят из театра, кто-то возвращается, кто-то - нет. А кто сказал, что все должно быть идеально?
- В современном театре сегодня царит пестрое разнообразие. Кому из ныне работающих режиссеров вы отдаете предпочтение, чьи спектакли вызывают у вас интерес?
- Я отдельно режиссеров не люблю. Чего их любить. Они сами себя любят. Я люблю их театры. Мне близок Костя Райкин и все, что он делает. Это мое поколение, и ео ошибки и его победы мне понятны. Мне близок Андрей Житинкин и его театр. Потому что несмотря ни на что театр Житинкина существует. Мне нравится его манера находить репертуар, его способ подачи, его самостоятельность, напор и его хорошая наглость. Недавно я посмотрел его старый спектакль "Признания авантюриста Феликса Круля" и поразился, что спектакль живой. Слежу за тем, что делает Роман Виктюк. Посмотрел его спектакль про Рудольфа Нуреева и был просто потрясен. Вот эти вот театры я отмечаю, они мне интересны.
- Последний в некотором роде философский вопрос. Скажите, почему, на ваш взгляд, люди из века в век несмотря ни на что все ходят, ходят и ходят в театр?
- Ходят не все. Некоторые сразу засыпают.А если серьезно, то очень хорошо об этом сказала героиня Татьяны Дорониной в "Старшей сестре" Александра Володина. Когда маленьких девочек из детского дома водили в театр, там был занавес, он открывался, и начиналось волшебство. Театр - это волшебство. Людям нужен человеческий контакт, нужна сопричастность. Ни кино, ни видео, ни ТВ этого не дадут. Театр - вечен. Более тонкие натуры обречены на любовь к театру. И это счастье...