ТЕАТР на Юго-Западе КАК В КОМЕДИ ФРАНСЭЗ
- У каждого своя репертуарная политика. Скажем, Костя Райкин играл Гамлета два года и снял спектакль с репертуара. У нас же иначе. Стараемся создавать спектакли, рассчитанные на вечность. Потому «Старые грехи» и «Мольер» держались у нас более 20 лет. Даже если старшее поколение уходит, новая, более молодая волна берет и продолжает наработанное. Что-то, естественно, переделывается. Так случилось с «Женитьбой», «Ревизором», «Калигулой», когда вместо Авилова заглавную роль стал исполнять молодой талантливый актер Олег Леушин. А Карина Дымонт от другой исполнительницы унаследовала свою Трактирщицу. В каком-то смысле мы идем по пути «Комедии Франсэз», где репертуар Мольера традиционно обновляется очередным составом и другой постановкой.
Без хвастовства замечу, что неудачных спектаклей у нас просто не бывает. И все же немало дорогого для нас потеряно. Так «Последнюю женщину сеньора Хуана», где я играл заглавную роль, сняли, когда ушла моя партнерша. Ощущение, будто я что-то предал, и теперь это что-то ходит по уголкам моей души, зовет: зачем же ты меня бросил, почему заставляешь томиться? У нас всегда в активе не меньше 30 спектаклей – ни в одном театре такого нет. Нам это помогает постоянно быть на плаву: если зрителя что-то зацепило, он захочет прийти снова. Вряд ли мы могли бы иметь столько постоянных друзей, будь у нас всего пять-десять постановок.
- Нет ли в вашей репертуарной жадности актерского поиска своей роли?
- Безусловно. Была бы возможность, я вообще был бы актером. Режиссура для меня в известной степени бремя. Но сразу стать артистом не получилось – не нашел своего режиссера. Артист – это конечный и главный продукт театра. Хотя театр искусство синтетическое. Я решил создать свой собственный театр, в котором мог бы существовать и как артист. К этому увлекательному делу я приступил, когда мне было 24 года, только что пришел из армии. Театрального образования не имел. Не мог поступить ни в один театральный вуз, перед экзаменаторами буквально каменел. Правда, в то время я уже играл в театре Геннадия Ивановича Юденича, где многому научился, что оказалось полезным при создании своего театра.
ПРИ БОЛЬШОМ ЖЕЛАНИИ ВСЕ МОЖНО
- Новый театр создать непросто, а тогда еще требовали идеологической надежности…
- Казалось, нельзя было ничего, но при очень большом желании можно было все. Несмотря на жесточайшую цензуру, люди были свободнее духом, чем сейчас. Не было такой страшной зависимости от денег. Я же принадлежал к самым пролетарским кругам, жили мы в Вострякове, и родители работали на домостроительном комбинате. Когда я, создавая театр, стал получать 70 рублей, и не думал, что бывает больше. Мы жили творчеством! Жизнь наша замыкалась на Вострякове. Рабочая молодежь частенько спивалась или залетала в криминал. А те, что покрепче, в основном тусовались вокруг клуба «Родина», и уговорить ребят поддержать мою мечту оказалось совсем нетрудно: многим просто девать себя было некуда. Первым увлекся моей идеей брат Сергей, который привел Витю Авилова, потом другие потянулись… Десять лет мы сами были и актерами, и рабочими сцены, не получали ни копейки. Сейчас такое возможно?.. Свой первый спектакль мы поставили в 74 году. Я тогда заведовал востряковской библиотекой и был депутатом местного совета. Мне доверили ключи от клуба «Мещерский», там мы и дебютировали со своей «Женитьбой Коли Гоголя» Из самого названия понятно, как мы порезвились с классикой. Неудивительно, что из клуба нас выставили. Тогда стали играть в моей библиотеке. Но и там вскоре сказали, что не подобает «устраивать балаган». И вот уже 30 лет мы существуем здесь, на Юго-Западе. Получили этот подвал совершенно запущенным. Добрым словом хочется помянуть тех, кто особенно помог: заведующую Гагаринского отдела культуры Ларису Михайловну Рюмину и Валерия Ивановича Высоцкого, партийного секретаря. И сам я потом был секретарем парторганизации. Диссидентом никогда не был. Во все идеи искренне верил. И во многое по-прежнему верю… Только теперь знаю, что повсюду много фальши, мимикрии…Мы сейчас лучше знаем, что кроме идеалов есть живой человек и что для него первично. Еще недавно пелось «Раньше думай о Родине, а потом о себе», теперь же это соединилось на равных, а для многих и вовсе главным стало второе, а уж потом Родина. К сожалению, понятия сместились во многом из-за неправильных, порой недостойных действий власть предержащих. Должен действовать закон! Но если бы жизнь была иной, справедливой, гладенькой, о чем бы тогда писались книги и ставились спектакли?
- По какому принципу вы отбираете литературу для своих постановок?
- Главный принцип – на данных артистов. Если вижу, что попадается роль явно на этого актера, обязательно сделаю постановку обязательно на него. В свое время на Надю Бадакову поставил «Три цилиндра», «Гамлета» и «Мольера» на Авилова… В этом сезоне на трех актеров, работающих с основания театра, - Ванина, Коппалова и Сергея Беляковича – выпустил «Требуется старый клоун». Но бывает, что спектакль рождается ради воплощения какого-то режиссерского замысла или по теме – как, например, «Русские люди» Симонова к юбилейной дате Отечественной войны. Часто хочется поработать с интересным, модным драматургом – как сегодня с Сорокиным, пьесы которого с успехом идут на нашей сцене. В общем, репертуар определяется вниманием к теме, драматургу и особенно к артисту. Саамы же любимые мои авторы – Гоголь, Чехов, Шекспир…
- Тем удивительнее ваш интерес к Сорокину с его обнаженкой и ненормативной лексикой?
- Сами по себе обнаженка и ненормативная лексика не приводят ни к чему. Они оправданы лишь возможностью по ходу спектакля внести или усилить что-то в мысли автора или режиссера. Но и тогда в разумных пределах, отнюдь не ради любования голыми задами. Слышал, уже в Музыкальном театре имени Станиславского в «Травиате» девушек раздели, а заодно и мужиков. Не осуждаю, но сомневаюсь, что это необходимо. Сорокин же интересен мне как литератор, в его пьесе «Щи» поражает фэнтези – предвидение нашего, увы, скорого будущего. Фактически речь о том, что в России мало что изменится, если мы перейдем в описываемые мордовские лагеря. Все ведь так легко может вернуться на круги своя. Ну а то, что писатель еще виртуозно владеет матом и просто с истинным искусством строит на нем диалоги, наша реальность. На первых спектаклях публика, случалось, уходила в шоке, сейчас не уходят. Что же касается воспитания молодежи, мы далеко не единственные воспитатели: еще по дороге к нам из дома до метро наши зрители сто раз и не то услышат… Как и большинство, я вырос совсем не в институтской обстановке. Когда сам пишу рассказы, тоже порой крепки словечки вворачиваю. Пишу, как живу. Зачем же искусственно стерилизовать реальность?
- При том, что ваш идеал Шекспир, у которого и простонародные шутки остроумны не без излишества?
- Шекспир гений, бог театральный. Каждый открывает своего Шекспира. Как написал, посмотрев наш спектакль, Аникст, «Гамлет» - это открытый занавес». Шекспир – это наше счастье, благодатная почва для театральных людей, для их собственных видений и фантазий. Он как бы сам провоцирует: давайте делайте что хотите, с меня корона не упадет, а я даю вам выбор, всю палитру человеческих чувств и отношений. Вот он взял Гамлета или Отелло, приподнял и всем показал. И коварство, вражда не уходят, всегда есть своя война, свой Карабах, Приднестровье, Абхазия, Монтекки и Капулетти. Вся история человечества – это история войн. Другое дело, что сегодня из-за оружия массового уничтожения они приобретают новую окраску и особую угрозу. Или, допустим, исламский фундаментализм – как существовать рядом? Идет вечная и, к сожалению, непримиримая борьба между разными группами даже в одной стране, в одной национальности. Но вместе с тем выходит такой фильм, как «Остров» Лунгина, где нам напоминают об идеалах православия. И это тоже может кому-то не понравиться. И приходится страдать за свои взгляды. Но надо их отстаивать.
- Вы готовы отстаивать и страдать?
- А как же! И страдал! Не только создавая театр, но и, скажем, когда его довольно скоро закрыли - из-за спектакля "Носороги". Мы попали в страшный министерский приказ, когда добивали Любимова, у нас аккурат вышли "Носороги", которых мы поставили впервые в России. Пришлось защищаться.
- Вы не только режиссер и актер, но и выступаете в качестве драматурга. Мне очень нравятся ваши "Дракула", "Куклы".
- Мне тоже. Пьеса "Сеньор Пигмалион" Хасинто Грау привлекла как мысль, но поскольку ей больше ста ле, кое что там устарело. Я прибавил действующих лиц, четчек прописал характеры, монологи, развитие сюжета, фактически получилась новая пьеса. А что касается "Даешь Шекспира!" по шекспировским "Двум веронцам", так просто мне потребовалась пьеса для нашей пожилой актрисы Людмилы Николаевны Долгоруковой, которая когда-то замечательно играла Джульетту. Я и подумал: а почему бы ей и сейчас эту роль не сыграть опять уже в ее возрасте! "Дракулу" же поставить предложил Авилов. А после трагедии с Виктором работа прекратилась, я сам попал в больницу. Хотя не люблю бросать что-то недоделанным. Поставил - и сразу все кровавые неприятности прекратились.
- Мистика!
- Мистики много. Случилась моя странная болезнь, которую никто не мог диагностировать. Я истекал кровью. После третьей операции передо мной будто разверзлась бездна, и я уже пролетел по магическому коридору, но вдруг явился Авилов, держа за руки брата и Славу Гришечкина, и сказал: "Верните их". А сам повернулся и уходит. Проснулся - даже голоса нет от слабости. Но все же позвонил помощнику режиссера и сказал,чтобы сообщили брату Сереже, что видел Виктора и он просит его со Славой вернуться в театр. Они вернулись - вот так он "оттуда" скорректировал ситуацию. И дела в театре стали заметно улучшаться.
- Такая у вас с Авиловым серьезная завязка друг с другом...
- Еще бы! Ведь именно с Сергеем и Виктором мы начинали театр. Сергей женился на сестре Авилова. Наша актриса Галя Галкина, первая жена Виктора, мать Оли Авиловой, которая сейчас учится у меня в ГИТИСе и уже играет в нашем театре. Беляковичи-Авиловы держат театр, остальные к нам присоединялись. Теперь решил больше не торопиться. Раньше как-то торопился. Ну как же: театр совсем маленький, помещение слишком убогое. Еще недавно комплексовал по этому поводу, самоутверждался, ставя спектакли повсюду на больших сценах - во МХАТе, в Новой опере, в Америке и других странах, а потом понял, что все это суета. И освободился от ощущения себя чем-то второстепенным. Даже по поводу нового здания успокоился, хотя участок нам выделили - главное, мы есть! Шебуршиться по поводу строительства не буду - слишком много сил уйдет, которые нужны на творчество. От нас посыл уже дан достаточно мощный, и каждодневно идет - это наша бесконечная и увлеченная работа.
- И по-вашему, эти затраты компенсируются как надо?
- Конечно. Разве успех и актерское счастье зависят от денег и количества посадочных мест в зале? И зарплаты у нас приличные, не хуже других, хотя сейчас, конечно, трудно сказать, что прилично по современным меркам. Довольно часто выезжаем за рубеж, постоянно контактируем с Японией и Америкой. Каждое утро с радостью иду на работу, а вечером с удовольствием иду домой, стало быть, я счастливый человек.
- И верующий?
- Не такой верующей, как хотелось бы, и с чем-то в официальной Церкви не согласен. Порой коробит от догматических речей на разных представительных мероприятиях. Еще малышом жил у бабушки в Рязанской области и в церковь ходил даже в самые антицерковные времена. Правда, когда мама в храме в Переделкине заставила меня креститься, это было, это было непросто: рука падала: было стыдно - так нас воспитывала страна. Оттого и сейчас в храме непросто, но чаще уже благостно. В одиночку мы появляемся на свет, в одиночку уходим - уже понимая, что, кроме Него, с тобой нет никого.
- В другие театры ходите? Находите что-то для души и профессионального интереса?
- С удовольствием хожу к Косте Райкину. Вообще трепетно отношусь к тому поколению 50-х годов, к которому и сам принадлежу. Конечно, Косте театр достался проще, от папы, но и он сам талантливый человек, потрясающей трудоспособности, и я его очень люблю. Не все подряд там нравится, но всегда любопытно. Вообще-то я не люблю критиковать чужие работы. А потому с интересом хожу в разные театры, ведь даже в плохой постановке можно обнаружить что-то интересное для себя.
- Каких-то актеров хотели бы к себе заполучить?
- А ктосюда пойдет? Сейчас надо предлагать большие деньги - больше, чем артист уже имеет. Скажем, Дима Певцов играет в "Луне" у Проханова за очень хороший гонорар. И все же его я думаю пригласить на свой спектакль - ведь он и мой ученик, я уже тогда преподавал в ГИТИСе. Рита Терехова когда-то была у нас в "Трактирщице", Стас Садальский играл четыре года. Есть и другие хорошие артисты, которые не откажутся. Но главное, считаю, должен работать со своими актерами, которые здесь тоже появились не случайно. Это интереснее и благороднее, чем выезжать на раскрученных "звездах", которые согласятся до нас снизойти.
- И новые кадры в основном подбираете из ГИТИСа, где преподаете?
- В 73-м году я туда поступил на актерский к Гончарову, мне было 23 года. Вместе со мной учился Некрошюс. Но, добившись своего, я вскоре с актерского ушел и только в 76-м поступил на режиссерский к Равенских.
- Идеал режиссера есть?
- С этим всегда непросто. Разве что Лерман Семен Эммануилович,который более 20 лет работает в Театре Комедiя. Ему сейчас 83 года, но до сих пор репетирует. Он вызывает большое уважение как бесконечно преданный театру человек и потому для меня идеал. Как и Татьяна Васильевна Доронина, с которой я много работал и ставил спектакли. Мне не очень по душе ее режиссерские работы, но как человек театра она великолепна: всю жизнь на алтарь театра положила! Таких не перекупишь. Есть и артисты, которыми я восхищался с детства, например, Саша Леньков из Театра Моссовета с первого увиденного спектакля "Театр Гарсия Лорки" сразу покорил. Но все-таки самое важное и ценное - те, кого сам вырастил из начинающих актеров. Это мои первые соратники. И новая поросль: наш замечательный артист Олег Леушин, его жена Ольга Иванова, которая играет у нас Маргариту и Гертруду.
- Какой спектакль из своих считаете любимым?
- Все любимые. Из неназванных - "Собаки", взывающий к исчезающей доброте, человечности. "Самоубийца" неплохо получился. "На дне" - вообще особый разговор. Особенно интересно, что в то время все от Горького отвернулись. А что Лука у нас необычный, так это я просто отталкивался от физиономии Сергея Романовича, которого на эту роль поставил. Не старец, а сильный и здоровый мужик-странник, который действительно еще может дать какую-то надежду в этой жизни. Для меня Лука человек положительный.
- Вы вспомнили слово "надежда". С чем она у вас связана?
- Чтобы ответить, вспомню вновь фильм "Остров". Из зала вышел просветленным, потому что я посмотрел действо, которое мне дало надежду. Такими должны быть и мои спектакли. Вот вчера видел в нашем театре женщину, которая плакала... И если люди от нас выйдет с какими-то светлыми чувствами, значим, мы не зря существуем. Значит, есть надежда у всех нас вместе. Ко мне как-то подошла зрительница со словами: "Спасибо вам за моего сына, вы мне его вернули. Мы с ним потеряли взаимопонимание, а посмотрели ваш спектакль - и объединились"...
- При мне у вас на "Ромео и Джульетте" молодежь вначале хихикала, а потом слышно было, как муха пролетит.
- Бороться приходится не только с молодежью, порой со всем зрительным залом. Вечный бой, без этого нельзя, а молодежь трудно зацепить. И все же если наши эмоции не фальшивы, удается разбудить.
- При всем разнообразии спектакли на Юго-Западе не спутать ни с чем. К сожалению, своеобразие формы во многом обусловлено техническими возможностями. Как и в "юные" годы театра, по-прежнему искренни, порывисты и невероятно динамичны артисты, которым, кажется, просто некогда присесть - весь спектакль на ногах!
- А когда человек садится, ему трудно встать, и вообще пошло все соответственно - нужны ложки, вилки, тарелки. А в моем последнем спектакле "Эти свободные бабочки" герой - слепой паренек, который живет на чердаке. К нему приходит девочка, они влюбляются и - начинается быт: пьют, едят... Вам это интересно? Вот я и ищу просто символы жизни без всей этой бытовухи, чтобы не варить и не жарить. Или, скажем, в "Гамлете" - поверьте жестокой дуэли без рапир! Ненависть можно выразить и без этих железок. И Джульетту, чтобы поверить в ее смерть, незачем натурально в гроб укладывать. И у нас она не только не лежит - она стоит, но нет сомнения, что она умерла! Зачем р "Ревизоре" ставить какие-то стулья, когда там столько всего происходит, что и присесть некогда!
- Как вы относитесь к падению актерского уровня и зрительской оценки под влиянием сериалов?
- Сериалы практически не смотрю и отношусь к ним как к детской болезни, которую надо пережить. Не осуждаю, однако и не смотрю. К сожалению, очень редко вырисовывается настоящее произведение искусства. И растет поколение, не знающее настоящего искусства, не ведающее своих народных песен и великой классики. И все же верю, что сердцевина народа сохраняется, а эта шелуха отлетит. Есть хорошие фильмы, спектакли, книги. Хожу и думаю неизвестно о чем - и вдруг однажды осеняет при виде какого-нибудь забора или зеркала. А если из забора сделать фактурную стену и ворота... А если не получится, надо дальше думать. Порой столько разных "нарезок" перепробуешь... И вдруг в куче навоза заблестит жемчужина. Думаю над "Царем Эдипом" Софокла, "Белой болезнью" Чапека. Много новых постановок созревает в голове. Это очень сложный процесс. И еще надо сделать настоящую актрису из Оли Авиловой.