Театр на Юго-Западе представил премьеру спектакля «Чайка». Режиссер Валерий Белякович реанимировал героев Чехова.Вообще, «Чайка» живет на юго-западной сцене с 1999 года. У этого спектакля была довольно счастливая жизнь – на его счету немало аншлагов, он много путешествовал по миру, включая излюбленную Валерием Беляковичем Японию, где всегда был желанным гостем. Но бывали и нелегкие времена в его биографии: одни зрители категорически не принимали версию знаменитой пьесы, другие, наоборот, восхищались. Но, так или иначе, «Чайка» всегда держалась как бы в стороне от основного репертуара «Юго-Запада». У нее всегда был свой, особенный зритель.
В том же 1999-м появились и «Три сестры», которые окончательно сбили с толку поклонников театра, приходивших впервые на «Юго-Запад» смотреть Чехова. Утонченные героини Антона Павловича, которых сознание навсегда запечатлело в классическом образе женщин-интеллигенток начала XX века, здесь встречали зрителей в военных ботинках, брючных костюмах и платьях цвета хаки, а вместо уютных усадебных интерьеров – скрипучие решетки, рождающие только одни ассоциации – тюрьма, да звуки холодного металла. Иными словами, спектакль воспринимался как античеховский. «Чайка» была менее жесткой, в ней были и тепло, и уют, и красота, и лирика, хотя и искусно поданные в фирменном стиле яркой театральности режиссера. А критики хором воскликнули, дескать, этот театр может не только оглушать, обрушиваться со всей своей лицедейской клоунадно-цирковой силой на зрителя, но и быть лиричным, мягким, если хотите, трогательным.
Такое длинное предисловие мне понадобилось для того, чтобы объяснить, да и самой понять, почему Беляковичу понадобилось менять и без того, по мнению вашего покорного слуги, хороший спектакль. К тому же, вторая редакция «Чайки» не сильно отличается от первой. Основная картинка и задумка постановки остались неизменными. Ностальгия? Возможно. Но «Чайка» – это спектакль нового поколения, нового времени для театра Беляковича, а потому абсолютно уже другого «Юго-Запада». «Гамлет» или «Карнавальная шутка» здесь больше подходят, потому как это настоящая тоска режиссера по лучшим временам театра, когда билет на «Юго-Запад» был для зрителя просто подарком судьбы. А когда смотришь новые версии спектаклей, предательская память невольно сравнивает их с постановками, ставшими легендой «Юго-Запада».
Так же как и у гениального Мейерхольда, который в 1922 году поставил «Великодушного рогоносца», тем самым провозгласив абсолютно новый театр, где и сложилась актерская формула Иль-Ба-Зай (выдающиеся советские актеры Игорь Ильинский, Мария Бабанова и Василий Зайчиков), так и у Беляковича заработал свой «юго-западный» актерский механизм: Виктор Авилов, Сергей Белякович и сам Валерий Белякович. О них заговорила вся театральная Москва.
С другой стороны, назвать возвращение «Чайки» неудачным, как обычно это случается с многочисленными версиями и редакциями, тоже нельзя. И здесь несколько причин. Во-первых, спектакль получился цельным и действительно красивым, а во-вторых, режиссер не вносил в постановку особых символов, принадлежащих к действительности того времени, как это было в «Карнавальной шутке», например. В переиначенной режиссером «Трактирщице» Гольдони звучали итальянские хиты, в 80-х они были очень популярны. Сегодня в «Карнавальной шутке» – это уже классика или, как модно стало называть, – ретро.
«Три сестры» быстро сняли с репертуара, а вот судьба «Чайки» оказалась более завидной. Спустя десять лет она обрела новые крылья.
Принцип «театра в театре» не нов. Для многих режиссеров именно этот прием оказался наиболее подходящим для выражения своего замысла в спектакле. И Валерий Белякович здесь – не исключение. На моей памяти самым удачным вкраплением лицедейства как приема в полотно спектакля был «Гамлет». Когда сцена-разговор Гамлета с матерью и Клавдием вдруг совершенно неожиданно оборачивается всего лишь репетицией спектакля-ловушки для короля под названием «Мышеловка», где режиссер сего зрелища Гамлет раздавал указания и руководства актерам, играющим Гертруду и Клавдия. Что бы ни происходило на сцене – это всего лишь театр. В «Чайке» этим приемом воспользуется молодой и талантливый Костя Треплев – Алексей Матошин. И опять-таки в разговоре с матерью (Ольга Иванова), которая больше увлечена не собственным любованием, а своим любовником Тригориным (Олег Леушин). Как ни странно, но в этом спектакле появилось больше параллелей с предыдущими постановками режиссера. Если «Гамлет» здесь очевиден, то «Калигула» – завуалирован. Те, кто пристально следит за творчеством «Юго-Запада», меня поймут. Ольга Иванова и Олег Леушин играют главные роли в «Калигуле», а теперь они в паре в «Чайке». Все перемешалось в «датском королевстве». И Чехов, и Шекспир, и Камю.
Изменились и костюмы героев. Нина Заречная – Карина Дымонт и Треплев носят одинаковые серые балахоны (в первой редакции Нина выбегала в темное душное пространство в легком белом платье-накидке, а Треплев носил бежевый костюм). Герои выделялись на темно-зеленоватом фоне, как два светлых пятна. В нынешней версии они сливаются с общей серостью и обыденностью. Аркадина часто меняет роскошные туалеты, впрочем, как и полагается актрисе, и играет, смакуя роль заграничной дивы, жизнь которой уже легенда. Надо заметить, что эта «Чайка», в отличие от своей предшественницы, получилась более жесткой и отчаянной. Режиссер даже поселил в действие некую мистичность. Перед тем, как герои выйдут на сцену, появляется Заречная, голова ее закрыта капюшоном, а движения – изломанные, рваные. И на протяжении всего спектакля она будет вести себя как предсказательница, макбетовская ведьма, будто заранее зная, что судьба ее решена. Только в финале она сменит свой наряд на траурный, в черное платье будет одета и Аркадина, правда, уже совсем по другой причине.
У героев Чехова судьбы не рушатся, они просто не случаются, не складываются. И они кричат об этом, кричат о своей боли, неразделенной любви, несчастье. Большое желание режиссера – поклонника активного театра – наполнить пьесу динамикой: отсутствие действий и мотиваций он заменил на накал чувств и выплеск эмоций. А достучаться кому-то до кого-либо оказалось непростым делом, все заняты своим «несчастьем». Пожалуй, только доктор Дорн – Алексей Ванин еще сохранил ясный разум, хотя и давно уже смирился со своей участью и спокойно пропивает жизнь. Если остальные – Заречная, Маша – еще надеются что-то изменить, то он – нет. Ему уже все известно, даже чем все закончится. А потому, остается только одно – смеяться над глупо прожитой жизнью, что он и делает.
Их не спасает даже внешняя красота, из которой буквально соткан спектакль. Как известно, театр Беляковича славится своей сценографией. При минимализме декораций сценическое пространство заполняется светом. И у каждого спектакля, как водится, есть своя палитра. Как такового понятия сценографии здесь нет. Логичнее предположить, что это светография. Светло-зеленый цвет меняется на насыщенный фиолетовый, ярко-голубой, а полотна полиэтилена мягко развеваются над сценой в красочных бликах. Зеленоватое озеро, темные, бархатные колонны старого театра... Примерно в таких тонах оформлен спектакль, внешняя активная красота которого спорит с внутренним настроением героев Чехова. Красота вносит дисгармонию, создает интересный контраст, но спасти никого не может. В недавней премьере Театра им. Е.Вахтангова «Дядя Ваня» Римас Туминас наполнил спектакль пустотой, оставив героев наедине со своей болью и несчастьем, он оголил их, словно нерв. Здесь же, у Беляковича , наоборот, персонажи будто задыхаются, погибают, «недотягивают» до красоты, она для них даже губительна.
Когда-то Валерий Белякович говорил, что пьесы А.П.Чехова ему не очень близки, может быть поэтому чеховские спектакли режиссера всегда выделялись особенным пониманием происходящего. Скорее даже, в них виделся спор режиссера с классиком. Так и в обновленной «Чайке». Это единственный сегодня спектакль Беляковича, где красота не только не спасает мир, а скорее разрушает его и виной тому сам человек. Кроме того, режиссер, вводя в спектакль новые элементы, добавляя мизансцены, меняя костюмы, пытается таким образом и себя примирить с неподдающейся эстетикой чеховских пьес, и тем самым найти ключ к пониманию великого драматурга. А значит, разговор с Чеховым еще не завершен.
Оригинал статьи тут