В Театре на Юго-Западе устроили карнавал с переодеваниями: режиссер Олег Леушин поставил «Примадонн» Кена Людвига. Баснословно богатая тетушка, обихаживаемая подлинными и мнимыми наследниками, — бродячий сюжет, воплощение которого, при кажущейся простоте, требует безукоризненного вкуса и чувства меры.
Легкая, искрящаяся комедия без глубоких подтекстов и скрытых философских смыслов, чуть-чуть фривольная, но без скабрезности, вызывающая искренний, ненатужный смех, а не чувство стыдливой неловкости, увы, у режиссеров сегодня не в чести. Им гораздо интереснее наворотить нечто инфернально-забубенное, желательно с кровью, мордобоем и хоть какой-нибудь патологически серьезной, возведенной в ранг высокой трагедии, перверсией. В общем, замесить все так, чтобы, покидая зал, публика радовалась, что экзекуция, которую она оплатила из собственного кармана, наконец-то закончилась. Искусство ставить старый добрый водевиль, именуемый нынче комедией положений, становится все большей редкостью на родимых подмостках, но кое-где еще проявляет себя во всей красе.
Фото: Д. Дубинский/teatr-uz.ru
Интересно, сознавал ли худрук Театра на Юго-Западе Олег Леушин степень риска, когда брался за эту постановку? Ведь сравнения не только с блистательными «В джазе только девушки», давно уже ставшими одним из эталонов актерского перевоплощения мужчины в женщину, но и с теми же самыми «Примадоннами», больше десяти лет собирающими полный зал в МХТ им. Чехова, неизбежны. Впрочем, главная опасность состоит в том, что водевиль, сюжет которого предполагает «смену гендерных ролей», очень легко низвести до уровня площадного балагана — двусмысленных шуток и ситуаций в нем, как правило, с избытком. Провести комедию положений между Сциллой примитивности и Харибдой пошлости удается сегодня не многим. В Театре на Юго-Западе это получилось.
Здесь, как всегда (на скромной полуподвальной сцене с неотменимыми несущими пилонами особо не разгонишься), обошлись минимумом средств: галерея вращающихся дверей и две стилизованные под чемоданы платформы плюс сложная, полифоничная световая партитура (художник по свету Анатолий Докин), в волнах которой играют всеми цветами радуги гротескные, «говорящие» костюмы, придуманные Ольгой Ивановой. Карнавал, в котором каждый не тот, за кого себя выдает или кем хочет быть, бурлит и грохочет все сокрушающими актерскими темпераментами — режиссер позволяет вдоволь нарезвиться всем исполнителям, независимо от «метража» доставшихся им ролей.
Фото: С. Тупалов/teatr-uz.ru
Незамысловатая история закручивается в тугой узел благодаря нагромождению обстоятельств — одно нелепее другого. Лео (Фарид Тагиев) и Джек (Денис Нагретдинов) зарабатывают на жизнь тем, что играют в американской глубинке отрывки из шекспировских пьес. Кое-какую известность они на этом имеют, чего не скажешь о деньгах. Случайно они узнают о некой миллионерше, ей на старости лет вздумалось отыскать родню, без которой она всю жизнь прекрасно обходилась. Сыграть бенефис в надежде получить кругленькую сумму и открыть свой театр — какой актер откажется от такой перспективы. Но когда они уже готовы ввязаться в авантюру, выясняется, что — ох, уж эта привычка сокращать английские имена до маловразумительного бесполого нечто — потерянные родственники вовсе не племянники, а племянницы. Приходится нашим ушлым комедиантам брать в союзники Шекспира, обожавшего переодевать героев в героинь и наоборот. С их талантами обаять эксцентричную, практически выжившую из ума и дышащую на ладан старуху, войти в доверие к законной наследнице Мэг (Карина Дымонт), скромнице, томимой жаждой любви и приключений, и ее благообразно-занудному жениху пастору (Сергей Бородинов) легче легкого. Так и осталась бы их проделка остроумной мистификацией, если бы не вмешалась любовь, и раздумавшая умирать тетушка Флоренс (Андрей Санников) решила все расставить по местам, благо прозорливости старушке не занимать.
Фото: С. Чалый/teatr-uz.ru
Скользких мест в постановке хватает, и главное, что позволяет ей скользить, не падая, это поразительное умение актеров оставаться мужчинами даже на каблуках, в париках и платьях в пол. Спектакль летит к финалу на всех парах — гэг сменяется репризой, клоунский трюк — скетчем, лихой куплет — романтической сценой. Антракт такому зрелищу противопоказан. Переодевания стремительны, реплики молниеносны. Иногда возникает ощущение, что перед тобой даже не слаженный ансамбль (это на Юго-Западе в порядке вещей), но некое многосоставное существо вроде Змея Горыныча, только с гораздо большим количеством тел и голов. Завороженная этим чудом-юдом публика, то и дело сползающая под кресла от хохота, не успевает заметить, что просидела в зале почти два часа, и выходит, получив прививку оптимизма и веры в жизнь — витаминов, которых нам всем подчас так не хватает.