Соколов Вадим Георгиевич

«Очень важно уважение к себе и, как следствие, уважение к другим».

Сложно сказать, когда я понял, что хочу быть артистом. В детстве, мне, как и всем, наверное, хотелось чего-то такого. Где-то в двадцать один год я серьезно задумался над этим, но до этого ничем таким особенно не занимался.

Профессия актера мне нравится тем, что в этой работе можно попробовать все остальные виды профессий, можно приобрести любой опыт. Меня привлекает это разнообразие: ты можешь быть и пожарным, и лодочником, и программистом. Даже китайцем можно стать на какое-то время. В навыке, который тебе дается, и заключается этот азарт, поэтому, я считаю, артистам так интересен репетиционный процесс. Это именно то, о чем говорит Дэниэл Дэй-Льюис, когда рассказывает, что этот опыт — самый важный.

Театр на Юго-Западе — это мой дом. Здесь мы проводим большую часть своего времени, даже физически. При этом это не первый мой театр, свой путь я начинал с театра Станиславского. Первый мой спектакль здесь — «Два веронца», в нем я играл бесплатно, тогда меня еще не было даже в театре Станиславского. Я пришел к Олегу Николаевичу, стал упрашивать, чтобы меня пустили в массовку, которая проходит в начале спектакля, настолько мне это понравилось. Он ответил, что поговорит с Евгением Бакаловым, он был тогда старшим по спектаклю, и если он даст добро, то конечно. Меня все это очень зацепило, а потом уже я пошел на прослушивание к Валерию Романовичу.

Сейчас есть две роли, которые мне интереснее больше всего — Ленька («Любовь и голуби») и Моцарт («Маленькие трагедии»). В них мне есть о чем подумать, потому что эти роли очень личные, очень схожи с жизнью. А роли, о которой я бы мечтал, у меня нет, я не мыслю такими понятиями.

В кино я, конечно же, хочу, потому что из-за него я так полюбил эту профессию изначально. Только потом, благодаря Олегу Анищенко, я узнал и полюбил театр. Если бы он не показал мне всю прелесть, которой может обладать этот вид искусства, я бы даже и смотрел в эту сторону. В школе нас водили в театр, и это мне казалось смертельной тоской. Я не понимал, как люди вообще могут сюда ходить и что тут такого интересного. Видимо, меня водили в плохие театры, настолько, что он меня не интересовал от слова совсем. Для меня лично актерская профессия была связана только с кино. Олег Анищенко показал мне, что театр — это круто. Он сказал: «Сходи на спектакль «Dostoevky — Trip» и ты поймешь, что театр может быть таким же крутым, как и кино.» Я сходил и понял, что да, это очень круто. Это, собственно, был первый спектакль, который я здесь посмотрел. Я тогда подумал, неужели существует театр, наполненный таким экшеном, а-ля «Бойцовский клуб», в таком именно формате, обладающий таким драйвом. Словно бы Гай Ричи и Квентин Тарантино соединились в театральном мире. После этого я понял, что да, театр может быть таким же крутым, как кино.

Изначально-то я и планировал идти только в кино. Для меня именно это было показателем, и если бы кто-то попросил назвать известных актеров, я бы назвал лишь тех, кто из мира кино, и то, зарубежных. Я вырос на американском кино и американской музыке и то, о чем бы я говорил в первую очередь, было бы что-то оттуда. Я до какого-то момента не знал, кто такой Сергей Безруков, я узнал о нем только лет в двадцать. Это не потому, что у нас плохо или хорошо, я просто вырос на другом. Две мои старшие сестры слушали западную музыку и я, как младший брат, вырос на Nirvana, Slipknot, Sum 41 и так далее, и так далее. Я смотрел фильмы Гая Ричи, Квентина Тарантино, Мартина Скорсезе, Дэвида Финчера. Я на этом вырос, поэтому Энтони Хопкис был мне ближе, чем что-то из нашего. Только потом, посмотрев больше, я понял, что у нас есть Юрий Яковлев, Валентин Гафт, что у нас есть актеры и режиссеры, которые находятся на таком же профессиональном уровне, что и их западные коллеги.

Я не могу выделить что-то, что сейчас для меня в жизни было бы самым главным, скорее, все в совокупности. Все взаимосвязано. Очень важно уважение к себе и, как следствие, уважение к другим. Есть понятие семьи, понятие старшего поколения… Я, по крайней мере, еще застал момент, когда это понятие [старшее поколение] существует. У меня есть племяшки, и я вижу, что у них его уже нет, они со старшими могут уже разговаривать как-то снисходительно, а у меня не было такого. Мой отец — военный, и он привил мне мысль о том, что есть взрослый, опытный человек. Другой вопрос — ты можешь проверять этот опыт, но относиться с уважением нужно всегда. Однако и мнение свое тоже должно быть, потому что просто так идти за кем-то, не осознавая, куда и зачем ты идешь, может привести к тому, что ты себе набьешь шишки. Тот же Анищенко мне говорил, что если ты хочешь кого-то слушать в профессии, проверяй его, смотри его спектакли, кино, и если человек сумел тебя убедить — тогда стоит прислушаться. Теоретически человек может быть очень подкован, а на практике так получится, что его теория не совсем работает.