Гамлет (1984-2002)

Легендарный по всем пунктам. Не известно сколько месяцев или лет вынашивал режиссёр Белякович свой замысел, но поставили дней за 10-15. Очевидцы путаются в показаниях относительно точной цифры.

Началось все с того, что Белякович однажды вечером (1984) собрал свою труппу и сказал: «Идём на стройку воровать трубы, будем ставить „Гамлета“». Так рождались знаменитые декорации.

Многие костюмы были из театра Маяковского (их списали с «Гамлета» Охлопкова), так обозначилась преемственность. Малюсенький театр-студия на окраине Москвы вписался в общий театральный контекст.

Пока ставили — жили в театре. Репетиции шли до четырёх утра. Потом режиссёр шёл в костюмерку и под тарахтение швейной машинки и лязгание ножниц готовился к новой репетиции.

В старом зале было всего-то сто мест, а на «Гамлете» ещё и снимали часть стульев с правого края, чтобы было больше игрового пространства. Оставшиеся 80 зрителей ощутили себя частью легенды сразу, с первого прогона.

В 1987-м «Гамлет» с Юго-Запада отправился на шекспировский фестиваль в Эдинбург. Только вдумайтесь: «в Тулу со своим самоваром». Это был ошеломляющий успех. Там такого не видали никогда.

Спектаклю выпала богатая гастрольная судьба, чего стоил хотя бы двухмесячный тур по Японии. За что японские зрители полюбили Виктора Авилова? «Авилов-сан был самураем». В этом иноземном слове ключ к пониманию того спектакля. Гамлет в большинстве постановок — это безвольный, слабый человек, погубивший страну своей рефлексией, заливший свои сомнения реками чужой крови. Гамлет-Авилов ни в чем не сомневался, он боролся за правду. Он не искал доказательств виновности отчима и матери, он взывал к их совести, «поворачивал глаза зрачками в душу». Он погибал в борьбе за справедливость, а вовсе не за трон. Из зрительного зала это виделось так: этот мир погубил такое чудо, такой источник света — с этим миром надо что-то делать, его нужно срочно начать улучшать.
_{Анна Китаева}